В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле

— Очаровательная и несчастная девушка! — После чего сказал: — Ладно, не будем думать об этом. Давайте перейдем к причине моего прихода, причине, повторяю, серьезной и неотложной.

— Тише! — приказал Уититтерли, который любил пикантные истории и надеялся, бог знает почему, что жандарм пришел, чтобы рассказать именно такую историю.

Немедленно установилась полная тишина.

— Только что, — сказал жандарм, к которому было приковано всеобщее внимание, — был арестован бандит, вот уже несколько часов бесчинствовавший на нашем полуострове, — как раз в тот момент, когда он собирался покуситься на жизнь синьора Джорджо Павони.

Владелец замка Фиоренцина, смертельно побледнев, встал, охваченный сильнейшим волнением, и сказал:

— Зачем вы его арестовали? Надо было дать ему сделать свое дело. Верните ему свободу.

Чтобы понять стоическую фразу хозяина замка, следует знать, что уже несколько часов ходили сообщения о появившемся в округе странном воре, если вообще так можно его назвать. Чтобы стало понятно, речь шла о таинственном человеке, который останавливал прохожих и под угрозой пистолета заставлял их отдать кошелек, который тут же и возвращал, предварительно туго набив деньгами. После того, как распространился слух об этом приятном виде преступления, все обычно пустынные улицы заполнились народом. По ним ходили взад-вперед чаще всего щуплые, бедно одетые фигуры. Наиболее неспокойные места на побережье — а таковые тоже имелись даже в этом райском уголке земли — вот уже несколько часов стали любимым местом прогулок людей, обремененных многочисленными семействами. Главная улица превратилась в место сбора отцов, желающих составить приданое для своих дочерей. Рощи стали штабом скромных буржуа, погрязших в долгах. Так что когда таинственный вор, вооруженный до зубов, проходил по ним, из-за деревьев со всех сторон раздавались призывные звуки, а нередко кто-нибудь из наиболее нуждающихся отваживался протягивать ему свой бумажник.

В одной из этих рощиц в ожидании смерти или, по крайней мере, времени завтрака, обосновался и Джанни Джанни: просить милостыню в надежде на то, что жертвы разбойника-(так сказать)-благодетеля, подвергшись нападению, не преминут бросить и ему несколько монеток. Втайне он надеялся, что преступник-филантроп его прикончит. Но тот, видя, что старик одинок и беззащитен, лишь сопровождал его до окраины городка.

Кроме этого, таинственный бандит вот уже в течение нескольких часов проникал в квартиры, опустошал комоды и сундучки, оставляя взамен деньги и драгоценности, которые потом его жертвы — скажем так — там и обнаруживали с великой радостью. Не счесть взломанных им сейфов, dans l’espace d’un matin[16], которые он наполнил банкнотами и ценными бумагами. Но не довольствуясь этими широкомасштабными операциями, он занимался и простым воровством из карманов, с той лишь разницей, однако, по сравнению с простыми карманниками, что когда оказывался в трамвае или кинотеатре и запускал руки в карманы ближнего, он оставлял там несколько тысячных купюр.

Осталось в памяти и надолго заняло полосы газет ограбление Морского банка. С беспримерной дерзостью таинственный бандит средь бела дня ворвался в помещение этого могущественного учреждения и, угрожая пистолетом, заставил кассира принять солидную пачку крупных купюр, государственных казначейских билетов и ценных бумаг на предъявителя.

Теперь, как мы уже слышали, бандит был арестован как раз в тот момент, когда намеревался совершить нападение на владельца замка Фиоренцина. Жандарм сказал:

— Он там.

— Пусть войдет, — распорядился Павони, с радостью готовясь принять удар.

Все взгляды устремились на входную калитку. Повисла такая тишина, что можно было бы услышать полет мухи.

И вот в калитке, сопровождаемый жандармами, показался молодой человек с нежным лицом подростка и с пистолетом в руке.

— Мистерьё! — вскрикнула Катерина.

— Мистерьё! — отозвался молодой человек, опуская голову под всеобщими взглядами. Но тут же снова гордо вскинул ее и прибавил: — Мистерьё, который реабилитировал себя благодаря любви к прекрасной девушке, присутствующей здесь.

И он указал на Катерину.

— Браво! — закричали все, разразившись аплодисментами такой силы, каких никогда ни слыхивали до того дня и никогда не услышат больше.

Всеобщий восторг было трудно описать; восторг матросов превосходил всякое человеческое воображение; эти бравые ребята прыгали и плясали, они хотели качать «исправившегося», как кто-то уже тихо предложил впредь именовать Мистерьё. В гадком настроении пребывал только один человек — Джанни Джанни, который видел, как неумолимо остывает пирог.

Катерина рыдала. Все были искренне растроганы. Исправление Мистерьё объясняло многое.

— Так вот почему, — воскликнул Андреа, — сегодня ночью я обнаружил в тумбочке…

Пинок со стороны отца заставил его прикусить язык. Дело в том, что прошлой ночью в гостиницу наведался обычный гостиничный вор, который не стал совершать привычную кражу, а положил на место странную добычу, унесенную во время предыдущего визита.

— А при чем тут я? — спросил Павони. — Зачем ему нужно было нападать на меня? И, самое главное, почему он этого больше не делает? Ну же, смелее, нападайте!

Мистерьё объяснил:

— У меня оставался последний похищенный предмет, который мне следовало вернуть.

Под аплодисменты он вытащил старый пистолет, хитростью похищенный в замке Фиоренцина.

— О! — воскликнул Павони, принимая оружие и целуя его снова и снова. — Как я счастлив держать его в руках — он мне был дороже всего на свете.

Он повернулся к служанке, которая — редчайший пример преданности — последовала за дочерью хозяина даже на званый обед, и сказал ей:

— Потом отправишь его на чердак.

— А сейчас, — спросил у Мистерьё старик Суарес, у которого в глазах стояли слезы, — ты вернул все?

Исправившийся опустил голову.

— Я похитил, — сказал он, — одну вещь, которую уже не могу вернуть. — Он показал на Катерину и добавил: — Сердце этой девушки.

— Ах, разбойник! — закричал Павони. — А у него губа не дура при выборе добычи: сердце девушки, мой пистолет… Соображает!

Мистерьё продолжал, обращаясь к Катерине:

— И это сердце я оставлю себе, но взамен предлагаю мое.

Суарес молчал, поникнув головой.

— Ну же, синьор Суарес, — сказали все, — не вредничайте! Он же совершенно исправился!

Старик бросил вопросительный взгляд на жену. И, увидев, что она издалека глазами показывает ему, чтобы соглашался, он ответил:

— Ладно!

— Спасибо! — воскликнул Мистерьё, опускаясь перед ним на колени под всеобщие аплодисменты.