Чернь и золото - Адриан Чайковски

Перед ней лежала средних лет арахнидка — возраст у этой расы определялся трудно, как и у номов. Остекленевшие глаза смотрели в небо, застывшие черты будто в насмешку выражали ту же решимость, которую Чи так часто видела на лице Тото.

— Шпионка? — У Чи, видевшей вблизи лицо мнимого Больвина, не осталось сомнений. — Молот и клещи! Ты знал… но откуда? — Опять магия, не иначе. — Говори: знал?

— Да, знал… и обманывал тебя — на свой лад.

— Как это — на свой лад?

— После Даракиона я понял, что… что люблю тебя. — «Признался в этом себе самому», — мысленно добавил Ахей. — И что Тото — мой соперник. Он меня ненавидел и не скрывал этого, а я… хотел его посрамить.

— Соперник? — ахнула Чи. — Тото?

— Да, это так.

Воспоминания подсказывали, что Ахей, вероятно, прав… она сама давно услышала бы об этом, если бы соизволила выслушать.

— Как-то ночью, пока он нес караул, я порылся в его котомке и нашел там письмо. — Ахей быстро обшарил тело убитой и протянул Чи листок.

Дорогая Чируэлл, прости меня!

Я всегда считал себя храбрым, но это письмо говорит о другом. Когда подумаешь обо мне, вспомни, что я за тебя боролся. Шел по твоему следу до самой Минны — они все шли, но не забывай, что я тоже был среди них. И убивал осоидов во дворце.

Жаль, что я не мог сделать для тебя большего. Я с радостью отдал бы все, что имею, но понял, что это тебе ни к чему. Зачем тебе человек без будущего? Смешанная кровь никогда не позволит мне достичь высокого положения — я и в нашей команде занимал самое последнее место. Неуклюжий мастеровой, вот я кто.

Я еще в Коллегии тебя полюбил, но молчал, потому что трусил признаться. Тяжко жить с таким бременем — это даже хорошо, что ты сняла его наконец.

Я люблю тебя по-прежнему и надеюсь, что ты вспомнишь обо мне с нежностью. Дяде твоему я буду и впредь помогать. Когда ты прочтешь это, я буду уже на пути в Тарк вместе с Сальмой. Верю, что когда-нибудь мы увидимся. Не сердись на Кенис за то, что позволила мне уйти. Так лучше для всех. Прости мне эту последнюю рукописную трусость — у меня не хватило духу сказать тебе это вслух.

Твой Т.

— Прочитав это, я решил, что он передумал и не пошел в Тарк, — сказал Ахей. — Потом мне показалось странным, что он сохранил письмо… а в Минне был разговор о шпионе, меняющем лица — мы, номы, тоже знаем о существовании этого ордена. Вот я и подумал: что, если это письмо, оставленное одним, нашел кто-то другой? Твой друг ушел, но замена ему нашлась так быстро, что и спохватиться никто не успел. Та женщина, наш проводник, ни с кем не простилась. Я тогда счел, что для неотесанных миннцев это дело обычное, но если бы письмо нашла она, мы бы никогда не узнали, что Тото нас покинул — и думали бы, что миннка просто ушла домой.

— Ты не мог знать. Не мог быть уверен.

— Были еще два обстоятельства, которые укрепили мою уверенность. Куда, спрашивается, делся его арбалет? Ответ прост: если под его личиной в самом деле скрывался шпион, то с арбалетом он управлялся бы не лучше, чем я. А потом я увидел, как он тебя держит.

— Держит меня?

— Он… то есть она… прикрывалась тобой, чтобы моя стрела попала в тебя, а не в нее. Человек, написавший это письмо, никогда так не поступил бы.

По щекам Чи текли слезы, губы тряслись.

— Прости, — пробормотал ном. — Плохую службу я тебе сослужил.

Она могла бы возненавидеть его за это… могла бы воздвигнуть в душе светлый образ отсутствующего Тото. Так она искупила бы свое безразличие, заставившее ее друга так жестоко страдать.

— Иди ко мне, — прошептала она, раскрыв Ахею объятия.

Магия требовала сосредоточенности, а сосредоточиться мешала нестерпимая боль. Когда стрела вошла в тело, Сцилис — вернее, Сцилла — растеряла все свои маски и рухнула наземь в собственном облике. В тот страшный миг ее хватило только на то, чтобы притвориться мертвой.

Она ждала, что ном прикончит ее, но он думал лишь об этом проклятом письме. Пока они вдвоем разыгрывали свою мелодраму, она тоже даром времени не теряла.

Она и прежде бывала ранена, но так тяжело никогда. Раньше ей всегда удавалось блокировать боль. Песок в ее часах бежал быстро: ном не дурак и рано или поздно проверит, в самом ли деле она мертва.

Отчаянное усилие, которое она сделала, едва не довершило работу стрелы. Наконечник внутри повернулся, но Сцилла уже совершила задуманное и сбросила с себя кожу. Если бы эти стоявшие в обнимку глупцы хоть на миг оглянулись, то увидели бы двух мертвых женщин, и игра была бы проиграна.

На магию сил уже недостало, но Наследие оставалось при ней. Она прибегала к нему редко, лишь в крайнем случае, но в молодости потратила немало часов на глубокие медитации.

Когда она призвала его, свет стал уходить. Она сливалась с землей и камнем. Древнее охотничье искусство мимикрии сейчас спасало ей жизнь. Двое юнцов, оторвавшись наконец друг от друга, увидели всего один труп.

Все еще могло закончиться неудачей — если бы ном вздумал перерезать горло манекена кинжалом, плоть под лезвием расплылась бы, как туман. Но он остался верен своим корням: пустил еще одну стрелу в иллюзорный лоб, и все тут.

Мушидку Марре она убила, чтобы убрать номов с дороги и оставить Стенвольду лишь жалкие ошметки отряда Скуто. Она то появлялась, то исчезала снова — никто из них не задавался вопросом, где находится в это время усердный, туповатый Тото. Убить вдобавок племянницу старика казалось достаточно простым делом. Рыдающий Тото принес бы Стенвольду страшную весть, и вся вина опять легла бы на номов.

Поднимаясь на ноги, она не знала, останется ли в живых. Все ее мастерство уходило на борьбу с болью, а Геллерон был далеко.

Но если она все-таки доберется туда, то найдет Тальрика и насладится последним мщением. Стенвольд разгадал тайну осоидов: он сам так сказал, и она ему верила. Она предупредит Тальрика и обеспечит шайке Стенвольда достойный прием.

Эту ночь они, как и две предыдущих, провели без огня. Двое спящих прижимались друг к другу, караульщик трясся от холода.

Тото, догнав их, ограничился самыми краткими объяснениями, и Сальма не стал придираться. Он, как видно, кое о чем догадывался — может, и обо всем. Не так легко скрыть что-то от Сальмы.

До Тарка осталось меньше недели пути, и на большой дороге, по которой они шли до сих пор, стали слышны тревожные вести. Солдаты, в которых бывалые путешественники распознали имперских осоидов, всех заворачивали назад, а те, кто шел из Тарка, видели на горизонте облако пыли от войска, пересекающего Сухую Клешню. Один мушид, не иначе контрабандист, следовал тем же путем и рассказал кое-какие подробности. Солдат там видимо-невидимо, говорил он, а еще — воздушные отряды осоидов и мушидов, вьючные обозы, транспортные и боевые машины. Ведет их через пустыню целый клан скорпи.