Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

R0 растет вместе с продолжительностью жизни летучей мыши с хронической инфекцией. А высокий параметр R0, как вы уже знаете, всегда полезен для патогена.

Социальная близость тоже помогает. Многие виды летучих мышей просто обожают толпиться, – по крайней мере, во время сна или токования. Бразильские складчатогубы в национальном парке Карлсбадские пещеры, например, могут собираться по триста особей на тридцати квадратных сантиметрах. Такой плотности не выдерживают даже лабораторные мыши в переполненных клетках. Если вирус может передаваться при прямом контакте, через телесные жидкости или воздушно-капельным путем, то большие скопления животных значительно повышают шанс передачи. В условиях, подобных Карлсбадским пещерам, как отмечала группа Калишера, воздушно-капельным путем может передаваться даже бешенство.

Кстати, если уж говорить о воздушности: летучие мыши, как понятно из названия, летают, и это немаловажно. Среднестатистический крылан может пролететь за ночь десятки километров в поисках еды и не одну сотню километров за сезон, перемещаясь между гнездовьями. Некоторые насекомоядные летучие мыши пролетают до тринадцати тысяч километров между зимними и летними гнездовьями. Грызуны таких расстояний не преодолевают, да и более крупные млекопитающие – очень редко. Кроме того, летучие мыши перемещаются в трех измерениях, а не в двух: они высоко взлетают, низко пикируют, парят посередине, в целом занимают намного больший объем пространства, чем большинство животных. Ширина и глубина их перемещений весьма значительны. Повышает ли это вероятность того, что они – или переносимые ими вирусы – будут контактировать с людьми? Возможно.

А теперь перейдем к иммунологии летучих мышей. Группа Калишера смогла лишь поверхностно затронуть эту тему, несмотря на то, что одним из соавторов был Тони Шунтц, потому что по этой теме вообще мало кто что знает. В основном они задавали вопросы. Возможно ли, что холодные температуры, с которыми приходится иметь дело летучим мышам, впадающим в спячку, подавляют их иммунную реакцию, позволяя вирусам оставаться в крови? Или, может быть, антитела, которые нейтрализуют вирус, держатся у летучих мышей не так долго, как у других млекопитающих? А что насчет древности отряда рукокрылых? Вдруг этот отряд отделился от других млекопитающих до того, как иммунная система млекопитающих была закалена эволюцией и достигла того уровня эффективности, что мы видим у грызунов и приматов? Или, может быть, у летучих мышей другая «точка отсчета» для иммунного ответа, которая позволяет вирусам спокойно размножаться, пока они не приносят животному вреда[187]?

Ответ на эти вопросы, по словам группы Калишера, требует новых данных, которые будут получены из новых работ. И эту работу нельзя будет провести только с помощью изящных инструментов и методов молекулярной генетики, сравнивая длинные последовательности нуклеотидных оснований с помощью компьютерных программ. Авторы писали:

«Акцент – иногда даже полный акцент – на характеризации последовательностей нуклеотидов, а не самих вирусов, повел нас по неверной дороге в ущерб работе с настоящими вирусами»[188].

Статья была написана коллективом авторов, но это предложение звучит очень по-калишеровски. Чарли словно говорит нам: «Эй, люди! Нам нужно выращивать эти микробы дедовским способом, смотреть на них во плоти, чтобы понять, как они работают». А если мы не будем так делать, добавляют авторы статьи, «следующая катастрофическая зоонозная вирусная эпидемия – лишь вопрос времени»[189].

77

Чарли Калишер и его соавторы занимались не только общими принципами; они обсудили несколько связанных с летучими мышами вирусов и в подробностях: Нипах, Хендру, бешенство и его близких родственников (лиссавирусы), SARS-CoV и еще пару. Они упомянули Эболу и Марбург, но из осторожности не стали включать их в список вирусов, для которых уже доказано, что летучие мыши служат их резервуаром. «Естественные резервуары этих вирусов пока что не определены», – писали они о Марбурге и Эболе, и на момент публикации это было верно[190]. Их статья вышла в 2006 г. С тех пор в некоторых видах летучих мышей нашли фрагменты РНК вируса Эбола, а в других видах – антитела к нему. Но это еще не неопровержимое доказательство. Еще никому не удалось изолировать живой филовирус из тканей летучей мыши; попытки обнаружить Эболу и Марбург оставались безуспешными.

А затем в 2007 году вирус Марбург снова проявил себя – на этот раз среди шахтеров Уганды. Вспышка была совсем небольшой – заразилось четыре человека, из которых умер один, – но она дала возможность узнать о вирусе больше, отчасти благодаря быстрой реакции международной команды. Четверо заболевших работали в пещере Китака, недалеко от Национального парка королевы Елизаветы, в юго-западной части Уганды. Они добывали галенит (свинцовую руду), иногда попадалось и золото. Слово «шахта» привлекло внимание нескольких ученых из Особого отдела патогенов CDC в Атланте, потому что они уже тогда подозревали, что резервуар вируса Марбург, каким бы он ни был, может быть связан с пещерной средой. Во время нескольких предыдущих вспышек лихорадки Марбург врачам встречались пациенты, которые бывали в пещерах и шахтах или работали там. Так что члены международной экспедиции, прибывшие в пещеру Китака в августе 2007 г., были готовы спуститься под землю.

В группу входили ученые из CDC, Национального института заразных заболеваний (NICD) в ЮАР, а также штаб-квартиры ВОЗ в Женеве. CDC отправил уже знакомых нам Пьера Роллена и Джонатана Таунера, а также Брайана Аммана и Серену Кэрролл. Боб Сванепул и Алан Кемп из NICD прилетели из Йоханнесбурга, а Пьер Форменти представлял ВОЗ. Все они имели опыт работы с лихорадками Эбола и Марбург – входили в отряды реагирования на эпидемии, проводили лабораторные исследования, участвовали в полевых работах. Амман был териологом, особенно интересовавшимся летучими мышами. Когда я встретился с ним в штаб-квартире CDC, он рассказал мне, каково ему пришлось в пещере Китака.

Пещера служила гнездовьем для примерно сотни тысяч особей египетской летучей собаки (Rousettus aegyptiacus), главного подозреваемого в «укрывательстве» вируса Марбург. Члены команды, одетые в тайвековые костюмы, резиновые сапоги, очки, респираторы, перчатки и шлемы, дошли до шахты в сопровождении шахтеров, которые, как и обычно, были одеты лишь в футболки, шорты и сандалии. Земля была покрыта слоем гуано. Шахтеры хлопали в ладоши, чтобы распугивать низко сидящих летучих мышей. Летучие мыши в панике разлетались в стороны. Животные были довольно крупными, с размахом крыльев больше полуметра – не такими, конечно, огромными, как летучие лисицы в Азии, но все равно впечатляющими, особенно когда на вас в узком туннеле вылетает сразу сотня. Еще до того, как Амман успел понять, что происходит, ему в лицо врезалась летучая мышь, и он получил царапину над бровью. В Таунера тоже влетела летучая мышь,