Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

интересах, в конце концов, вернулся к важному разговору с коллегой, который состоялся лет шесть тому назад, вскоре после новостей о том, что SARS, новый коронавирус-убийца, обнаружили в китайской летучей мыши. Коллегой была Кэтрин Холмс, эксперт по коронавирусам и их молекулярной структуре, работавшая в Центре медицинских наук в Университете Колорадо в Денвере, немного вниз по шоссе от Форт-Коллинза. Чарли пересказал мне историю в живописной манере, с диалогами:

– Нам надо написать обзорную статью о летучих мышах и их вирусах, – сказал он Кей Холмс. – Этот коронавирус летучих мышей очень интересный.

Она была заинтригована, но отнеслась к идее не без сомнения.

– И о чем нам там писать?

– Ну, об этом, о том, еще о чем-нибудь, – расплывчато ответил Чарли. Идея пока что была на стадии формирования. – Может быть, об иммунологии.

– А что мы знаем об иммунологии?

– Я ни хрена не знаю об иммунологии, – ответил Чарли. – Давай спросим Тони.

Тони Шунтц, еще один друг и коллега, – иммунолог из Университета Северного Колорадо в Грили, который исследует реакцию на хантавирусы у людей и мышей. Тогда Шунтцу, как и Калишеру, еще не доводилось изучать рукокрылых. Но он здоровенный молодой парень, бывший спортсмен, который в колледже играл в бейсбол на позиции кетчера.

– Тони, что ты знаешь о летучих мышах?

Шунтц сначала решил, что Чарли имеет в виду фирму Louisville Sluggers[185].

– Их делают из ясеня.

– Эй, Тони. Я имею в виду летучих мышей.

Bats, которые машут крыльями, а не которыми машет Джо Ди Маджо[186].

– А-а. Не, ничего не знаю.

– Ты читал что-нибудь об иммунологии летучих мышей?

– Нет.

– Ты хотя бы видел статьи об иммунологии летучих мышей?

– Нет.

Чарли тоже не видел – не считая упоминаний об уровне антител, который подтверждал заражение. Похоже, никто не изучал тему глубоко, например, как именно реагируют на вирусы иммунные системы рукокрылых.

«Ну, и я говорю Кей:

– Давай напишем обзорную статью.

Тони такой:

– Да ты чего, с ума сошел? Мы же ничего не знаем!

– Так, она ничего не знает, ты ничего не знаешь и я ничего не знаю. Это же прекрасно. Мы совершенно непредвзяты.

– Непредвзяты? – переспросил Шунтц. – У нас даже информации нет никакой!

А я ответил:

– Тони, это никак нам не помешает».

Вот так работает наука. Но Калишер и его друзья не собирались хвастаться своим невежеством. Если мы ничего не знаем о той или иной области, сказал Чарли, давайте найдем людей, которые знают. Они обратились к Джеймсу Чайлдсу, эпидемиологу и эксперту по бешенству в Йельской школе медицины (и старому другу Чарли еще по работе в CDC), и Юму Филду, который к тому времени уже был в каждой бочке затычкой. Эта великолепная пятерка, которая могла похвастаться весьма разнообразными познаниями и полным отсутствием предвзятости, написала длинную статью, в которой рассматривалось сразу много тем. Редакторы нескольких журналов проявили интерес, но попросили сократить рукопись; Чарли отказался. В конце концов, статья вышла в первоначальном виде в более толстом журнале, под названием «Bats: Important Reservoir Hosts of Emerging Viruses» («Летучие мыши: важные естественные резервуары новых вирусов»). Это, в полном соответствии с первоначальным замыслом Чарли, был обзор – то есть пять соавторов не проводили никаких оригинальных исследований; они лишь подвели итог предыдущей работы, собрали вместе разрозненные результаты (в том числе неопубликованные данные, присланные другими учеными) и попробовали найти общие закономерности. И, как оказалось, сделали это очень вовремя. Статья стала отличным собранием фактов, идей и – там, где фактов было маловато, – наводящих вопросов. Другие ученые обратили на нее пристальное внимание.

– И тут, – сказал мне Чарли, – у меня вдруг начал без умолку трезвонить телефон.

Им прислали сотни, а может быть, и тысячи запросов на перепечатку, и они разослали PDF-файл с «Летучими мышами – важными естественными резервуарами» тысячам коллег по всему миру. Все хотели знать, – по крайней мере, все в данной конкретной области, – об этих новых вирусах и рукокрылых, в которых они прячутся. Да, что же такого в этих летучих мышах?

В статье было высказано несколько важных мыслей, уже первая из которых заставляет иначе смотреть на все остальные: летучих мышей очень, очень много, и они разные. Отряд Chiroptera (рукокрылые) включает в себя 1116 видов – 25 процентов всех известных видов млекопитающих. Или, если проще, каждый четвертый вид млекопитающих – летучая мышь. Подобное разнообразие может говорить о том, что в летучих мышах на самом деле прячется не больше вирусов, чем в других видах; их вирусная нагрузка пропорциональна их доле во всей популяции млекопитающих и поэтому просто кажется необычно большой. Может быть, отношение «вирусы на одну летучую мышь» не больше, чем у других млекопитающих.

Но, с другой стороны, оно может и быть больше. Калишер и компания рассмотрели несколько возможных причин, почему так может быть.

Летучие мыши не только разнообразны: они многочисленны и очень общительны. Многие виды устраивают огромные гнездовья, где в непосредственной близости друг от друга живут миллионы особей. Кроме того, это очень древний отряд, который эволюционировал до формы, мало отличающейся от нынешней, около 50 миллионов лет назад. Поскольку этот отряд такой древний, у него долгая история взаимоотношений с вирусами, и эта тесная взаимосвязь могла повлиять и на разнообразие вирусов. Когда от одного вида летучих мышей отделяется другой, их вирусы-пассажиры уходят вместе с ним, давая нам не только новые виды летучих мышей, но и новые виды вирусов. А изобилие летучих мышей в гнездовьях может помогать вирусам держаться в этих популяциях, несмотря на иммунитет, приобретаемый взрослыми животными. Помните концепцию критической пороговой плотности? Помните о кори, которая циркулирует как эндемичное заболевание в городах с населением более пятисот тысяч человек? Летучие мыши, скорее всего, чаще большинства других млекопитающих преодолевают эту пороговую плотность. Их стаи нередко огромны и чаще всего большие, так что у них всегда в достатке новорожденных, которые могут заразиться вирусом и поддержать его циркуляцию.

Этот сценарий предполагает, что вирус заражает каждую летучую мышь лишь ненадолго, а у переболевших особей остается пожизненный иммунитет – как с корью у людей. Есть и альтернативный сценарий: вирус, вызывающий у летучих мышей хроническую инфекцию, которая держится месяцами или даже годами. Если инфекция может перейти в хроническую форму, то долгая продолжительность жизни летучей мыши становится для вируса полезной. Некоторые маленькие насекомоядные летучие мыши живут по 20–25 лет. Такая долгая жизнь, если летучая мышь заражена и заразна, значительно расширяет возможности для передачи вируса другим летучим мышам. Или, если выражаться языком математики, параметр