«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский

донесения командования советского Карельского фронта: «При Военном управлении Восточной Карелии имеется отдел просвещения, который через окружные и районные управления осуществляет контроль и руководство школьными и религиозными заведениями. В распоряжении отдела просвещения имеется группа попов, которая должна обслуживать население. В некоторых наиболее крупных населенных пунктах открыты церкви. Попам, служащим в финских частях, предоставлена также возможность обслуживать гражданское население, но это производится только по просьбе попов, состоящих в штате при Военном управлении»[769].

Правда, согласно другому сообщению, финские оккупационные власти (вероятно, под воздействием немцев) указали, что «среди населения не должно проводиться никакой религиозной агитации. Тот, кто хочет… вступить в религиозную общину, должен сделать выбор совершенно свободно по своим убеждениям, без уговоров и принуждения». По данным на 30 июня 1942 г. в оккупированной части Карелии насчитывалось 4069 человек, состоявших в православных общинах, и 665 – в лютеранских. К этому времени в финских частях здесь служили 11 лютеранских военных священников и 14 их помощников, а также 6 православных и 7 их помощников. Все они имели воинские звания и вне храма носили мундир. Указанные 6 православных священников в основном были выпускниками Сортавальской духовной семинарии: Серафим Филин, Михаил Куха, Олаф Петсало, Александр Казанко (Казанский), Пентти Хярконен и Вильхо Патронен. Для местных карельских жителей они служили эпизодически и могли удовлетворять только первоочередные духовные потребности населения. Восстановления приходской жизни в полном объеме не произошло. «Восточная Карелия» не была окончательно включена в состав Финляндской Православной Церкви, руководство которой считало это неуместным до конца войны и заключения мирного договора. Поэтому архиепископ Герман не выезжал за границы 1940 г.[770]

Следует отметить, что, в отличие от карел, большая часть русского населения была заключена в лагеря. При этом многие деревни Карелии и Посвирья имели смешанное население, и решение жителей, какой из них интернировать, а какой оставлять на месте, нередко принималось совершенно произвольно. Установленный в лагерях режим был очень жестоким, уже в первый год многие интернированные умерли от голода, болезней и непосильного принудительного труда. На второй год войны вмешался Международный Красный Крест, и условия содержания хотя бы немного изменились к лучшему. Большая часть лагерей находилась вблизи Петрозаводска. Там проживал единственный уцелевший в ходе репрессий 1930-х гг. заштатный священник Петр Макаров, и с конца 1941 г. он стал исполнять пастырские обязанности в четырех устроенных в лагерных бараках церквях (во 2, 3, 5 и 6 лагерях). Только в июле – сентябре 1943 г. отец Петр совершил в них 53 службы, на которых присутствовало 11500 молящихся и 1692 причастника, 27 молебнов с 6895 молящимися, 103 крещения, 32 отпевания, 26 панихид, 55 заказных молебнов, 55 заказных панихид, 26 миропомазаний и 32 приобщения больных[771]. Все это утешало людей и давало им силы и надежду выжить в нечеловеческих условиях.

В составленной Ленинградским обкомом ВКП(б) в 1944 г. информационной записке «О злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в бывших оккупированных северных районах Ленинградской области и в районах Карельского перешейка» говорилось: «В северных районах Ленинградской области озверелые лахтари объявили все мирное население пленными. Целые семьи угонялись в рабство в Финляндию… Другую часть населения финны содержали в лагерях… До войны в Вознесенском, Подпорожском и Лодейнопольском районах проживало 86676 чел., после освобождения районов от финских оккупантов на 20 июля учтено 1457 человек мирных граждан, бежавших из лагерей. В лагерях финские захватчики устанавливали режим голода и палки… Вследствие непосильного труда и голодного пайка… в лагерях была большая смертность. Только в одном Ильинском лагере от голода умерло 300 человек». Кроме того, финская армия в ходе боевых действий уничтожила несколько православных храмов, например, две церкви в г. Лодейное Поле[772].

О религиозной ситуации на неоккупированной территории Карело-Финской ССР весной 1943 г. свидетельствуют, в частности, документы советских руководящих органов в связи с праздником Пасхи. Из Москвы по линии НКВД в адрес республиканского руководства поступили специальные указания, которые затем направлялись для исполнения в районы. В них предписывалось не препятствовать духовенству в отправлении церковной службы в ночь с 24 на 25 апреля 1943 г. и отмечалось: «В нашей республике действующих церквей нет, возможно, верующие будут совершать религиозные обряды на квартирах или местах погребения. Совершение этих обрядов не запрещать. Разрешить в городах, объявленных на военном положении, в эту ночь беспрепятственное хождение граждан по городу, о чем договориться с начальниками гарнизонов воинских частей, ознакомив их с настоящим указанием. 25 апреля 1943 г. телеграфируйте о результатах выполнения настоящих указаний в НКВД КФССР»[773].

В секретном телеграфном сообщении Наркомата внутренних дел Карелии в НКВД СССР от 27 апреля 1943 г. о выполнении указанных директив говорилось: «Всем начальникам районных отделений НКВД своевременно были даны указания. С содержанием директивы ознакомлены руководители партийных органов и начальники гарнизонов воинских частей… Отправлений церковной службы не было, так как в республике действующих церквей нет. Случаев провокационных и хулиганских проявлений не выявлено»[774].

Вскоре, в связи с изменением государственно-церковных отношений в СССР, последовал секретный приказ командования Карельским фронтом от 10 сентября 1943 г.: «Учитывая большую культурно-историческую значимость памятников культуры народов СССР и необходимость дальнейшего их сохранения, в соответствии с указаниями начальника тыла Красной армии, приказываю:

1. Начальникам тыла армий, начальникам гарнизонов во фронтовом районе, согласно прилагаемому при этом списку, немедленно через органы местной власти установить фактическое наличие в полосе армии фронта перечисленных в списке церквей, зданий и других сооружений как имеющих культурно-историческое значение и взять на учет и под охрану.

2. Выявленные, согласно списку, церкви и другие здания немедленно освободить, если они заняты, привести в порядок (очистить от мусора), забить двери и все здания замаскировать наравне с военными объектами.

3. В дальнейшем запретить занимать перечисленные в списке церкви и прочие здания под склады, гаражи, конюшни, а также для размещения военнослужащих. При выборе места для огневых точек избегать использования для этих целей указанные церкви и другие здания, а также избегать рытья траншей у стен зданий или под самими зданиями и расположения вблизи их артиллерийских батарей.

4. При наличии уже разрушенных исторических сооружений таковые также взять под охрану и не допускать расхищения кирпича, камня, железа и других строительных материалов, оставшихся после разрушения…».

К приказу прилагался список 56 культовых зданий – памятников архитектуры, истории и культуры, которые были взяты на учет и под охрану войсками Карельского фронта, в том числе Преображенский собор и Покровская церковь на острове Кижи, Успенский собор в Кеми, Успенская церковь в Кондопоге, Петропавловская церковь в с. Вирма Беломорского района и другие[775].

5 декабря 1943 г. управляющий делами Карело-Финской ССР И. Филимонов составил