Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

управления централизованного государства лежала принципиально иная, отличная от прежней сеньориальной, природа институтов власти — публично-правовая, опирающаяся на законы, а не на вассальную преданность сеньору. Она придала чиновникам новый статус — профессиональных служителей государства, критериями отбора которых являлись образование, знания, опыт и незапятнанное имя. Содержащиеся в законах о выборах чиновников, эти критерии стали фундаментом строения парламентской корпорации, иерархии должностей, принципов продвижения чиновника и распределения материальных благ, ответственности самой корпорации за качество работы и общественный облик своих чиновников. Профессионализация парламентских чиновников вступила в столкновение с рудиментами Королевской курии в структуре института, вытеснив в итоге сеньориальный элемент в виде участия 12 пэров в работе Парламента и подчинения канцлеру как главе всей королевской администрации. Она же изменила и характер приносимой чиновником клятвы: обещая служить королю, чиновник наделе клялся отстаивать интересы короля от всех, в том числе и от самого короля, все чаще трактуя их как «общее благо». Это порождало принципиально иное отношение к королю как к личности: готовые защищать его интересы, даже в большем объеме, чем тот, на который больной Карл VI мог претендовать, парламентские чиновники были весьма критичны в оценке его личных качеств и поступков, тем более его окружения. И главное: отстаивая интересы короля, они защищают себя, свои интересы. Созданный для свершения правосудия от имени короля и охраны законности, Парламент выходит из-под контроля короля, начиная самостоятельно трактовать свои права и прерогативы, а также «интересы короля».

33. Похороны Карла VI. Четыре президента окружают катафалк. (Национальная библиотека, Париж)

Публично-правовая природа институтов королевской власти определяла основной конфликт в становлении государства — столкновение «общего блага» и «частного интереса», будь то интересы высшей знати, партий или могущественных кланов. Защита общего блага была, в принципе, заложена в характере государственной службы и не оставляла чиновникам Парламента выбора: они обязаны были отстаивать общие интересы, если хотели оставаться на службе. Отсюда закономерна их позиция в борьбе бургиньонов и арманьяков. Невмешательство в конфликт на стороне одной из партий вытекало из характера приносимой чиновником клятвы, однако это не было неучастием в гражданской войне, затронувшей все общество. Напротив, стоя над конфликтом, Парламент олицетворял порядок и законность в противовес разгулу политических страстей и насилия, способствуя поиску компромисса и мира любой ценой. Такая политика не меньше, чем сама гражданская война, содействовала формированию гражданского общества, немыслимого без институтов, защищающих общий интерес.

Парламент использовал этот конфликт для укрепления королевской власти, осудив и поставив вне закона «частную войну», начатую кем бы то ни было, кроме короля. Более того, именно осуждение войны бургиньонов и арманьяков внесло решающий вклад в объявление Парламентом всех сословий подданными государя, что явилось важным шагом в становлении гражданского общества. Неприятие Парламентом политического насилия и убийства по политическим мотивам, ущемляющих прерогативы верховного суда королевства, расширяло компетенцию этого главного института королевской власти и сокращало в то же время важную функцию короля — по собственной воле прощать любое преступление в государстве.

Отныне верховный суд претендовал на эту королевскую функцию — устанавливать правосудие для всех и опираться при этом на существующие законы. Право каждого подданного быть выслушанным королем превратилось в надежный способ самозащиты чиновников формирующегося государства, не признающих право короля смещать их без должного основания и без возможности самооправдания. Профессиональные качества становятся выше личной преданности королю не только в оценке чиновника, но и в его деятельности. Так развитие институтов власти закономерно привело к их автономизации от личности короля и функционированию в соответствии с законами страны. Процесс профессионализации королевской службы сопровождался развитием рационализма и прагматизма в подходе чиновников к своей работе, отразившихся и на их этике. Именно прагматизм помог Парламенту выжить в условиях «английской Франции», поскольку служение верховному суду, в котором заинтересованы все сословия общества, оказалось надежнее меняющейся политической конъюнктуры.

Наконец, в организации и функционировании парламентской корпорации нашли воплощение преимущества коллегиальной формы управления, способной противостоять давлению извне любых сил. Делегированная королем Парламенту прерогатива вершить «правосудие для всех» изменила характер судебной королевской власти в пользу общества. Король, как бы ни был он мудр и тверд, подвержен влиянию своего окружения, а институт в сто судей становится практически неуязвим для этого вмешательства. Коллективная оборона, взаимные обязательства, секретность обсуждений Парламента не позволили политическим силам существенно повлиять ни на комплектование его персонала, ни на его решения.

Появление слоя профессиональных служителей власти, частью которых являлись парламентские чиновники, принципиально изменило социальную структуру средневекового общества и породило новые грани политической культуры, вошедшие в итоге в «золотой фонд» западной цивилизации. Чиновники Парижского Парламента были выходцами из всех слоев и сословий французского общества, от крестьян до дворян. Возможно, именно поэтому их дружно ненавидели все сословия, не прощая социального «предательства». Предательством выглядели новые качества, присущие чиновнику и отличавшие его от всех иных сословий.

В основе самоидентификации парламентариев лежало представление о себе как об особой касте служителей нового культа — государства. Служению этой «новой религии» было подчинено все: клятва, кодекс чести, дисциплина, субординация, этика, специфические нормы жизни, знания и вся жизнь. Для того чтобы стать чиновником Парламента, человек должен был рано избрать эту область деятельности, отдав годы жизни для вступления в корпорацию, не говоря уже об усилиях и немалых денежных затратах на получение образования, приобретение опыта и незапятнанного имени.

34. Дворец Правосудия на острове Ситэ. Современный вид. Фото П. Джамбоне

Принадлежность к парламентской корпорации давала человеку не только относительное материальное благополучие, но и высокий социальный статус и вес в обществе. Поэтому служба в Парламенте была не столько работой, сколько способом существования, олицетворением призвания человека. Поставленные в зависимость от качества работы института, материальные блага службы и моральный вес в обществе способствовали формированию у чиновников отношения к Парламенту как к коллективной собственности и воплощению своего предназначения. В парламентской этике и культуре отразилось то новое, что принесло в общество государство как культурный феномен: служение общему интересу в верховном суде королевства приобрело качества того особого явления, которое М. Вебер определял как Beruf — «профессиональное призвание». Не свойственное человеческой природе, такое отношение к труду, по мнению М. Вебера, имеет религиозный мотив как поставленная Богом задача, однако оно стало важнейшим этапом в рационализации мышления и обмирщения сознания, поскольку выполнение долга в рамках мирской профессии рассматривалось как наивысшая цель нравственной жизни человека. Высказанный М. Вебером призыв выяснить, насколько средневековая христианская этика способствовала победе этого, по его мнению, «духа капитализма», нашел отклик в