Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

Утром 29 октября началось восстание в Питере, которым от имени Комитета спасения руководил полковник Полковников. Юнкера с офицерами захватили несколько броневиков в Михайловском манеже, заняли коммуникационные узлы, оставив Смольный без связи. За подписями Авксентьева и Гоца было выпущено воззвание, в котором говорилось о стягивании сил «для занятия оказавшихся благодаря принятым мерам совершенно изолированными Петропавловской крепости и Смольного института, последних убежищ большевиков»1098. На подавление восстания большевиками был брошен комендант Петропавловской крепости Благонравов, который с командой пулеметчиков, броневиков и пехоты отбил Михайловский манеж, почту, телеграф и телефон. Оставались очаги сопротивления в Павловском, Владимирском, Николаевском кавалерийском и Константиновском артиллерийском училищах, откуда велся прицельный огонь. По словам Подвойского, когда Ленину доложили о ситуации, он распорядился пустить в дело артиллерию: «Она их быстро выкурит оттуда»1099. Помогло. Училище за училищем капитулировали.

Участники Комитета спасения пытались отсидеться в Городской думе, дожидаясь подхода сил с фронта. Но к ночи большевистские войска ворвались в Думу и выкинули оттуда всех. «Провал восстания, неожиданная слабость наших сил и неожиданная энергия, развитая большевиками, казались нам ошеломляющими, – писал бывший верховный комиссар Станкевич. – Но, так или иначе, надежды оставались только на отряд Керенского»1100. Напрасные надежды. «Финальный акт трагической борьбы Временного правительства за свободу и честь России разыгрался 30 октября вблизи знаменитой Пулковской обсерватории, – писал Керенский. – В нашем распоряжении было 700 казаков, бронепоезд, пехотный полк, только что прибывший с фронта, и несколько полевых орудий»1101. Исход схватки решили присланные по просьбе Ленина матросы.

Краснов отвел войска и вступил в переговоры о перемирии. «Мы были одиноки и преданы всеми… Инстинктивно все сжалось во дворце. Казаки караулили офицеров, потому что, и не веря им, все-таки только в них видели свое спасение, офицеры надеялись на меня и не верили и ненавидели Керенского»1102. Он остался один. «Офицеры не считали более нужным скрывать свою ненависть ко мне, чувствуя, что я уже не смогу защитить их от ярости толпы. Долгая осенняя ночь никогда не кончится. Минуты кажутся часами. А крысы бегут с тонущего корабля. В моих комнатах, вчера еще переполненных, ни души»1103. В Гатчинский дворец приехал свежеиспеченный морской нарком Дыбенко, в шутку предложивший обменять Керенского на Ленина. Переодевшись – не то в солдатскую шинель с фуражкой, не то в матросский бушлат с бескозыркой, Керенский сбежал.

«Переворот в Петрограде, столь быстрый и легкий, указывал, как легко и быстро Россия подчинится большевикам. И действительно, повсюду происходило одно и то же. Группы солдат и рабочих овладевали правительственными учреждениями, и только кучки юнкеров и офицеров оказывали им при этом незначительное сопротивление. Единственное место, где события приняли характер подлинной борьбы, была Москва»1104. Ставка слала подкрепления, но до Москвы или Петрограда они не дошли. «Верхние “этажи” армейской организации – штабы фронтов и армий – еще ощущали эту нервную, тревожную деятельность Ставки. Но чем ближе к воинским частям и подразделениям, тем все менее настойчивыми становились распоряжения, тем чаще они сменялись уговорами, просьбами, а в самом низу солдатская масса досадливо отмахивалась от них и с энтузиазмом приветствовала Декреты о мире и о земле».

Традиционно силы большевиков в Москве оценивают в 50 тысяч человек, белой гвардии – в 10 тысяч1105. Юнкера защищали центр города, сделав главным оплотом Кремль, большевистские силы наступали с окраин. В ночь с 30 на 31 октября большевики предъявили Комитету общественной безопасности ультиматум – капитулировать под угрозой артиллерийского расстрела Городской думы Кремля, – и это оказалось моментом перелома. Артиллерия была введена в дело. Иван Бунин записывает в дневник: «Сумасшедший дом в аду. Один час. Орудийные удары – уже штук пять, близко. Снова – в минуту три раза»1106. В 21.00 второго ноября Московский ВРК издал приказ: «Революционные войска победили, юнкера и Белая гвардия сдают оружие… Вся власть в Москве в руках Военно-революционного комитета»1107.

«Триумфальное шествие советской власти» действительно имело место, но везде – по-разному. Где-то большевики, объединившись с эсерами и меньшевиками, провозглашали власть местного совета. Где-то брали ее сами. В каких-то городах проправительственные силы оказывали сопротивление, в каких-то – провозглашали нейтралитет. Ленин назовет формулу успеха:

– Мы победили в России потому, что на нашей стороне было не только бесспорное большинство рабочего класса… но и потому, что половина армии непосредственно после захвата ними власти и 9/10 крестьянской массы в течение нескольких недель перешли на нашу сторону; мы победили потому, что приняли не нашу аграрную программу, а эсеровскую и осуществили ее на практике1108.

Но к началу ноября большевики все еще не контролировали значительную часть территории страны – национальные окраины, Юг, где властвовал Каледин, сельскую местность. Центром сопротивления большевикам продолжала оставаться могилевская Ставка. После капитуляции Краснова и бегства Керенского Духонин объявлял, что «вступил во временное исполнение должности Верховного главнокомандующего и приказал остановить дальнейшую отправку войск на Петроград». Общеармейский комитет Ставки решил власти Совнаркома не признавать, создать правительство из представителей всех социалистических партий. И именно в Могилев теперь съезжались бежавшие из столицы и Гатчины борцы с большевистским режимом. «Ставка кишмя кишела разного рода бывшими, будущими и жаждущими быть»1109.

Способность любой власти существовать, удерживаться, приходить к власти зависит от того, воспринимается ли она как законная и по справедливости ли находится у руля. Для обеспечения легитимности новой власти исключительно плодотворной оказалась идея Советов. Как подчеркивал Троцкий, «съезд Советов, по существу съезд переворота, является в то же время бесспорным для народных масс носителем если не всего суверенитета, то, по крайней мере, доброй его половины…»1110. Легитимность была прикрыта традициями и приемами двоевластия, хотя, по сути, была чисто революционной. Впрочем, революционная легитимность не мешает существованию множества государств, включая и Соединенные Штаты.

Большевизм воплотил и широко разлившуюся после целого года хаоса потребность в порядке, которая существовала не только в низах, но и в состоятельных и консервативных слоях, презиравших эсеро-меньшевистскую интеллигенцию ничуть не меньше Ленина. Бывший начальник Петроградского охранного отделения Глобачев профессионально заключал: «Для меня лично в то время, по существу, решительно все равно было, правит ли Россией Керенский или Ленин. Но если рассматривать вопрос с точки зрения обывательской, то я должен сказать, что на первых порах новый режим принес обывателю значительное облегчение, которое заключалось в том, что новая власть своими решительными действиями против грабителей поставила в более сносные условия жизнь и имущество обывателя. Но, должен оговориться, это было только на первых порах»1111.