Мертвое море - Тим Каррэн

— Возьмем самое нужно. Не хватит — вернемся.

— Ага. Если опять сможем найти этот чертов самолет.

— О, уж в тебя-то я верю, Старший. Даже посреди этой дьяволовой задницы очень в тебя верю!

Гослинг рассмеялся, а Маркс рассказал сальный анекдот про трех монахинь и прокаженного, у которого все время отваливался член.

Джордж всмотрелся в туман, который клубился у входного трапа, густой и похожий на кружева, сотканные из дыма и пара. Свет от лампы пробивал его футов на десять, а затем сдавался.

— Что тебя поддерживает? — спросил Джордж Кушинга. — Имею в виду, как тебе удается оставаться в здравом уме? Взять, например, меня. Там, в реальном мире, у меня остались жена и ребенок. Я знаю, что должен вернуться к ним любым способом. Всякий раз, когда чувствую, что больше не могу, что мозги плавятся, я думаю о них. Думаю, каково будет увидеть их снова. Моя точка опоры. А что насчет тебя? Ты же не женат, верно?

Кушинг покачал головой:

— Я сказал себе, что не женюсь, пока мне не исполнится сорок. А когда исполнилось, решил, что и пятьдесят звучит неплохо.

— Полтинник не за горами. — Маркс стоял за ними, держа молоток на мускулистом плече. — Боже, я женился шесть гребаных раз. Шесть. Эти членососки коллекционируют мужские яйца. Так что не торопись, Кушинг. Если не хочешь, чтобы твои яйца залакировали и положили в стеклянный ящик с наклейкой «Не трогать». Если женишься, твоя благоверная позволит тебе на них смотреть, только когда будет смахивать с них пыль. По своему опыту знаю. Моя последняя жена, Люсинда… Господи Иисусе, вам бы ее увидеть. Уж на что яйца тяпать мастачка. Даже когда развели, вернула мне только одно. Особенная она, Люсинда. Неделя с ней хуже, чем десять лет тюрьмы. Пасть размером с канализационный люк. Яйцерезка, одним словом. Такая запросто из мужика членоглота сделает. От одного ее вида у меня хер падал и руки опускались.

— Так какого черта ты на ней женился? — спросил Гослинг.

Маркс подмигнул ему:

— Потому что я ее любил, Старший. Очень любил.

Разговор перешел на других жен Маркса. По его словам, все они были рычащими, зубастыми тварями, по которым плакал вольер с хищниками в зоопарке. Вторая жена Маркса была такой мегерой, что ему приходилось спать в доспехах, а чай он садился пить с кнутом и стулом в руках, как дрессировщик.

— Хочешь знать, как я держусь? — спросил Кушинг, пока Маркс описывал змеиную яму своего третьего брака. — Что поддерживает меня в здравом уме? Любопытство.

— Любопытство?

Кушинг кивнул:

— Только оно и ничего больше. Дома меня особо никто не ждет, разве что моя сестрица-золотоискательница, которая вышла замуж за Франклина Фиска. Он нас, кстати, в это дерьмо и затащил. Но я любопытный, понимаешь? Интересуюсь естественной историей, биологией. Всем живым. Люблю фольклор, историю, философию и литературу. Всю эту дребедень для умников. И это место… черт, оно ужасно, но зато я увидел вещи, которые мало кто видел! Мало кто выжил, чтобы рассказать о них миру. Каждая посудина там… знаешь, что это? Загадка. Вещь, о которой люди пишут книги, снимают кино. Вещь, которую люди не могут объяснить. Исчезнувшие корабли и самолеты. А мы знаем, что случилось. У нас есть ответ на эту загадку. Думаю, это что-то вроде вознаграждения, разве нет?

Джордж так не думал, но все же кивнул:

— По крайней мере, помрем умными.

Он слушал Маркса, который превозносил достоинства четвертой жены. Она, судя по всему, была каннибалом, точила зубы напильником, а во влагалище носила бритвенные лезвия.

Кушинг склонил голову набок.

— Вы это слышали?

Джорджу показалось, что он тоже что-то услышал, хотя и не был в этом уверен. Но звук повторился: осторожный, скользящий, он раздался и тут же стих.

— Что это? — спросил Гослинг.

Никто не ответил, даже Маркс замолчал. Ночь напирала, туманная, влажная и липкая. В грузовом отсеке каждый звук сопровождался эхом: капала вода, бормотал бесконечную молитву Чесбро. Затем вновь раздался звук, скользящий шелест, словно кто-то тащил веревки по крыше грузового отсека. Вот только Джордж думал не о веревках. Он боялся до конца сформулировать мысль, но точно знал, что звук этот отнюдь не безобидный: это был зловещий, полный угрозы шорох.

Маркс присоединился к ним.

— Что за черт? — спросил он.

Вдруг у самого края грузового трапа море озарилось зловещим свечением. Призрачным светом вспыхнули туман и водоросли. Жуткое излучение поднялось из глубины.

И вдруг исчезло. Нахлынула тьма.

— Отойдите от двери, — приказал Гослинг.

Они снова услышали осторожный шорох: что-то терлось об обшивку самолета.

Джордж и Кушинг попятились, но Маркс остался на месте. Гослинг бросил лом, обошел «Хамви», сел за руль — машина стояла передом к выходу — и включил фары. Два ярких луча света пронзили тьму и туман, но не было видно ничего подозрительного, лишь клубящееся марево и поблескивающие заросли водорослей.

Тут раздался всплеск, будто что-то тяжелое упало в воду, а потом скрип, словно пальцем провели по стеклу.

Никто не мог определить, что издавало эти звуки.

Шесть пар напряженных глаз всматривались в туман, освещенный фарами «Хамви». Снова послышался шорох. Из мглы выскользнуло щупальце, и отсек тут же заполнил скоблящий, суетливый звук, словно слепая гусеница искала сочный листочек. Оно проползло по входному трапу, проявляя что-то вроде любопытства. Кончик покрытого слизью извивающегося щупальца был не толще карандаша, но в той части, что скрывалась в заросшей водорослями бездне, оно достигало ширины человеческой талии. Ярко-красная плоть казалась омерзительно раздутой. Ни у кого не осталось сомнений, насколько щупальце крепкое, мощное и мускулистое.

От него тошнотворно несло аммиаком.

— Господи Иисусе, — простонал Гослинг.

Маркс сделал шаг назад.

Щупальце еще не забралось в грузовой отсек. Оно исследовало трап, как любопытный червь, словно знало, что там есть чем — или кем — поживиться.

«Конечно, — подумал Джордж с содроганием. — Оно ищет нас».

Щупальце свернулось кольцом на трапе. Пупырчатая красная плоть напомнила мясо вареных омаров. Снизу виднелись тройные ряды желтовато-серых морщинистых присосок, из которых то и дело появлялись бурые хитиновые крючки, похожие на кошачьи когти. Это они царапали трап.

— Кальмар, — произнес Маркс. — Огромный сраный кальмар. Я однажды видел такого на Канарах, он…

Механик осекся: щупальце вздрогнуло и замерло, будто услышало Маркса, повернулось к людям присосками и крючками и скрылось в тумане. Напряжение спало. Но облегчение оказалось мимолетным. Крайне мимолетным.

Из мглы выползли два щупальца, три, четыре… пять. Они двигались очень быстро, скользили по входному трапу, словно кроваво-красные питоны в поисках добычи. Маркс едва успел отскочить в сторону, но не увернулся от шестого и седьмого щупалец. Они выскользнули из мглы, как гремучие змеи: одно обвилось вокруг пояса механика, другое окольцевало его левую руку.