Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

Тут раздался ленивый хлопок слоновьего уха, и в одно мгновение картина обрела четкость. Совсем близко, прямо перед ними, стоял крупный самец, серый и почти невидимый среди серых теней. Шон тронул Мбежане за руку.

«Вижу», – говорило это прикосновение.

Мбежане осторожно повел рукой, указывая еще раз. Снова ожидание, напряженные поиски, и вдруг оттуда послышалось громкое урчание в животе – в огромном сером животе, наполовину наполненном переваренными листьями. В полной тишине этот звук показался Шону настолько нелепым и вместе с тем таким трогательным, что он едва удержался от смеха. И сразу увидел еще одного самца. Он тоже стоял в тени: хорошо видны были только длинные желтые бивни и маленькие, плотно закрытые глазки. Шон приблизил губы к уху Даффа.

– Это твой, – едва слышно прошептал он. – Я беру другого. Жди, когда займу позицию.

Он начал движение в сторону, с каждым шагом все дальше заходя первому слону с фланга, пока ему не открылась его лопатка и пока под морщинистой, свисающей мешками кожей он не увидел колено зверя. Угол оказался правильный, с этого места можно попасть прямо в сердце. Шон кивнул Даффу, затем поднял ствол винтовки, плотно прижал к плечу приклад и, прицелившись в точку чуть пониже массивной лопатки животного, выстрелил.

В тесном пространстве колючего кустарника выстрел прогремел оглушительно громко. Из лопатки слона вылетела струйка пыли, от удара пули огромный зверь покачнулся. Позади него проснулся третий слон и бросился было наутек, но Шон аккуратно, не торопясь, перезарядил винтовку, поднял ствол, прицелился и снова выстрелил. Он видел, куда ударила пуля, и не сомневался, что выстрел смертельный. Оба самца бежали вместе, заросли буша открылись и поглотили их: раненные, круша все на своем пути и громко трубя от боли, они скрылись из глаз.

– Сюда, нкози! – крикнул Мбежане, оказавшийся рядом с Шоном. – Быстрей, иначе мы их потеряем!

Они бросились на звуки бегства, тяжело дыша на жаре и обливаясь по́том: сотня ярдов, две сотни… Неожиданно заросли кустарника остались позади, и они выскочили на крутой и высокий берег широкой реки. Речной песок на дне русла был ослепительно-бел, а посредине едва струился тоненький ручеек. Один из самцов был уже мертв, он лежал, перекрывая струю воды, смывающую с него кровь и уносящую ее прочь бледно-коричневым пятном. Другой пытался вскарабкаться на противоположный берег, но откос был слишком крут, и после каждой попытки слон устало сползал обратно. Истекая кровью, он повернул голову назад и посмотрел на Шона и Мбежане. Зверь воинственно оттопырил уши и, спотыкаясь на мягком песке, пошел на них.

Глядя на приближающегося слона, Шон поднял ствол, и душу его вдруг охватила щемящая скорбь, благородное сожаление мужчины, который видит проявление лишенного всякой надежды мужества. Шон убил его сразу, выстрелом в голову.

Они спустились на дно русла и направились к слону. Он стоял на коленях, подогнув под себя ноги, и под тяжестью тела бивни его глубоко ушли в песок. Вокруг маленьких красных ранок от пуль уже летали мухи. Мбежане потрогал один из бивней и посмотрел на Шона.

– Хороший слон, – сказал он.

Больше он ничего не сказал, сейчас было не до разговоров. Шон прислонил винтовку к туше слона и нащупал в верхнем кармане сигару. Сунул ее в рот и долго стоял, не прикуривая. Он знал, что убьет еще много слонов, но этого запомнит на всю жизнь, так бывает всегда. Он погладил грубую кожу животного, ощущая ладонью его жесткую, острую щетину.

– А где же нкози Дафф? – вдруг вспомнил Шон о своем друге. – Он тоже убил своего?

– Он не стрелял, – ответил Мбежане.

– Что? – Шон быстро повернулся к зулусу. – Почему?

Мбежане сунул в ноздрю щепотку табака, чихнул и пожал плечами.

– Хороший слон, – снова сказал он, глядя на поверженное животное.

– Возвращаемся, надо его найти, – сказал Шон.

Он схватил винтовку и двинулся обратно. Мбежане пошел следом.

Даффа они нашли скоро: он сидел в зарослях, рядом лежала винтовка. А он прильнул губами к горлышку бутылки с водой. Увидев Шона, он оторвался от бутылки и помахал ею другу:

– Привет! Вот идет герой-победитель!

В глазах его было что-то такое, чего Шон прочитать никак не смог.

– Что, промазал? – спросил Шон.

– Да, – ответил Дафф, – промазал.

Он поднял бутылку и снова стал пить. И вдруг Шона охватило отвратительное чувство стыда. Он опустил глаза, не желая, чтобы Дафф видел, что он заметил его трусость.

– Вернемся к фургонам, – сказал он. – За бивнями приедет Мбежане с вьючной лошадью.

На обратном пути рядом они уже не ехали.

Когда вернулись в лагерь, было уже почти темно. Передав лошадей одному из зулусов, они помылись в тазе с водой, который приготовил для них Кандла, потом пошли посидеть у костра.

Шон налил бренди, уделяя внимание исключительно стаканам, – на Даффа он старался не смотреть. Сидя рядом с ним, он испытывал сейчас чувство неловкости. Надо поговорить с ним об этом, но как, с чего начать? Значит, Дафф испугался, проявил малодушие… Шон стал искать ему хоть какое-нибудь оправдание. А вдруг у него случилась осечка? Или его, Шона, выстрел помешал Даффу прицелиться? Мало ли что могло случиться. Но что бы там ни было, Шон твердо решил не оставлять этого дела так, как есть, – между ними не должно быть никаких недомолвок. Они как следует потолкуют обо всем и забудут. Он протянул Даффу стакан и улыбнулся.

– Вот это правильно, улыбайся и ни о чем не думай, – сказал Дафф, поднимая стакан. – Пью за тебя, отважного охотника. Черт возьми, как ты мог это сделать?

Широко раскрыв глаза, Шон посмотрел на друга:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты знаешь, что я хочу сказать. Что, небось совесть замучила, черт побери? Даже в глаза не смотришь. Как ты мог? Как только рука у тебя поднялась на этих прекрасных животных… да что там – как ты мог получать от этого удовольствие?

Шон быстро опустился на стул. Он не мог понять, какое из чувств, охвативших его сейчас, сильнее – облегчение или удивление.

– Знаю, что ты сейчас скажешь, – быстро продолжил Дафф, – все это я уже слышал от своего дорогого папочки. В один прекрасный вечер, после того как мы затравили лисицу, он мне все это доходчиво объяснил. Когда я говорю «мы», я имею в виду двадцать взрослых мужчин на лошадях и сорок гончих собачек.

Шон еще не успел оправиться от шока: он только что готовил себя к роли прокурора, а тут вдруг сам попал на скамью подсудимых.

– Ты что… неужели не любишь охоту? – не веря собственным ушам, спросил он; с таким же успехом он мог бы спросить «неужели не любишь кушать?».

– Я успел забыть, что это такое, – ответил Дафф. – Увлекся… видя, как ты возбужден… но когда увидел, как ты убиваешь, все сразу вспомнилось. – Дафф отхлебнул бренди и уставился на огонь. – У них ведь не было ни единого шанса спастись. Они мирно спали, а ты вдруг начал рвать их своими пулями, как гончий пес рвет бедную лисицу. У них не было ни единого шанса.