Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Все это тоже следовало бы включить в расходы на развлечения царя Петра I.

И каков же был результат?

«Все эти маневры, в которых было так много маскарадного, – отмечает М.М. Богословский, – были не более как наивной юношеской игрой, не преследовавшей никаких сознательных и заранее поставленных целей. Игра нравилась сама по себе. В этом и был ее единственный смысл».

В принципе, не преследовала «никаких сознательных и заранее поставленных целей» и серьезно ударившая по государственному карману экскурсионная поездка Петра I в Архангельск. Если она и принесла какую-то пользу, то только в смысле образования самого Петра.

Впрочем, никак не сопрягалась с государственными заботами и его вторая поездка к Белому морю. И даже настоящий морской корабль «Святой Павел», что выстроили на Соломбальской верфи, несмотря на огромные затраты, никак не послужил государственной пользе, а так и остался затейливой игрушкой для великовозрастного государя, не желающего расставаться с детскими потехами.

Принято считать, что, пока жива была царица Наталья Кирилловна, Петр I не выступал против обычаев старины.

Если это и верно, то только в том смысле, что страсти и пороки Петра еще не приобрели тех устрашающих размеров, которых они достигли по мере его возмужания…

Между тем уже сама подмена царского служения ничем не контролируемым и не ограниченным самовластием, хотя она и не объявлялась и никак не декларировалась Петром I, но тем не менее четко и последовательно начала осуществляться задолго до кончины Натальи Кирилловны.

Уже тогда, одновременно с вялой и немощной политикой Кремля, никак не влияющей на положение дел в стране, происходят решительные изменения в самом укладе царской власти. Она трансформируется, освобождаясь не только от утомительных церемоний, но вместе с тем и от самой идеи царского служения.

Прослеживая деятельность Петра I в первые годы его самостоятельного правления, мы видим, что государственная власть стремительно утекает из Кремля в Преображенское, в Немецкую слободу, на Плещеево озеро, обретая при этом не только немецкое обличье и одеяние, но порою выливаясь в откровенное беснование.

Именно тогда в стенах потешного Пресбурга зарождается знаменитый «всешутейший, сумасброднейший и всепьянейший собор».

Большинство историков – одни снисходительно, другие осуждающе – относятся к этой затее Петра как к неприличной, но достаточно безобидной забаве.

«Он (“всешутейший собор”. – Н.К.) состоял под председательством набольшего шута, носившего титул князя-папы, или всешумнейшего и всешутейшего патриарха московского, кокуйского и всея Яузы, – пишет В.О. Ключевский. – При нем был конклав 12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор, с огромным штатом таких же епископов, архимандритов и других духовных чинов, носивших прозвища, которые никогда, ни при каком цензурном уставе не появятся в печати. Петр носил в этом соборе сан протодьякона и сам сочинил для него устав, в котором обнаружил не менее законодательной обдуманности, чем в любом своем регламенте. В этом уставе определены были до мельчайших подробностей чины избрания и поставления папы и рукоположения на разные степени пьяной иерархии. Первейшей заповедью ордена было напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвыми. У собора, целью которого было славить Бахуса питием непомерным, был свой порядок пьянодействия, “служения Бахусу и честнаго обхождения с крепкими напитками”, свои облачения, молитвословия и песнопения, были даже всешутейшие материархиерейши и игуменьи. Как в древней церкви спрашивали крещаемого: “Веруеши ли?”, так в этом соборе новопринимаемому члену давали вопрос: “Пиеши ли?” Трезвых грешников отлучали от всех кабаков в государстве: инако мудрствующих еретиков-пьяноборцев предавали анафеме. Одним словом, это была неприличнейшая пародия церковной иерархии и церковного богослужения, казавшаяся набожным людям пагубой души, как бы вероотступлением, противление коему – путь к венцу мученическому… Бывало, на первой неделе Великого Поста его всешутейшество со своим собором устроит покаянную процессию: в назидание верующим выедут на ослах и волах или в санях, запряженных свиньями, медведями и козлами, в вывороченных полушубках…»

Неизвестный художник начала XIX в. Петр I

Из этой пространной цитаты видно, что В.О. Ключевский, как и многие другие историки, рисует «всешутейший, сумасброднейший и всепьянейший собор» как разовую игру, смешивая ее начало и ее завершение.

Между тем звание «архидьякона Пахома Пихай х… Михайлова» Петр I получит уже в последние годы своей жизни одновременно с официальным титулом Отца Отечества.

Это принципиально важно. Деятельность «всепьянейшего собора» протянута сквозь всю жизнь Петра, и уже одно это не позволяет относиться к ней просто как к безобидному чудачеству.

«От молодых лет до конца своей жизни Петр постоянно изменял его (всешутейшего собора. – Н.К.) устав новыми добавлениями и всевозможными вариациями, – отмечал М.И. Семевский, – к нему он обращался, когда хотел отпраздновать торжество победы, празднество мира, спуск корабля… к нему же обращался в черные минуты»…

Впрочем, о страшных последствиях, к которым приведет эта не в меру затянувшаяся игра, мы еще поговорим, а пока попытаемся разобраться, как начинался «всешутейший собор».

Безусловно, что в основании «всешутейшего собора» дерзости, охальничества, подростковой озабоченности половыми органами было больше, нежели какой-то выстроенной идеологической системы.

Другое дело, что эти естественные позывы, как правило, достаточно строго пресекаемые у обыкновенных подростков и молодых людей родителями и учителями, в потешном Пресбурге были ограждены не только стенами крепости, но и реальной монаршей властью. За этой оградой и возрастали невыносимо причудливые и ядовитые соцветия «монаршей» похабщины.

Постепенно в «соборянах» вырабатывалась некая культура похабной удали, которая не только крепче привязывала друг к другу членов «кумпании», не только позволяла им легко переходить на другой, совершенно непонятный посторонним уровень общения, но и определяла политические задачи.

С самого начала «всешутейший, сумасброднейший и всепьянейший собор» возрастал в противостоянии «женскому правлению» Софьи, в утверждении «мужского» облика царствования Петра. Оформление «соборной» идеологии началось, видимо, в октябре 1690 года, тогда в Мастерскую палату был куплен Устав церковный, который восемнадцатилетний Петр I и взял за образец для составления устава «всешутейшего и всепьянейшего собора».

Как видно из дневника Патрика Гордона, через полтора года в шутейном Пресбурге поставлен был свой, шутейный патриарх. Им стал неизменный член «кумпании» – Никита Моисеевич Зотов».