Загадка неоконченной рукописи - Барбара Делински

Нет, не одна. С ней был Ангус, свернувшийся калачиком в ногах у Кэролайн. Похоже было, что он застолбил это место и с тех самых пор, как ее привезли сюда, не отходил никуда далеко.

Появился Джордан, ступая босиком по ковру.

– Привет, – прошептал он, легонько коснувшись ее шеи тыльной стороной ладони. Этот краткий жест был полон невыносимой нежности и вселял странную уверенность. – Не спится?

Она улыбнулась, покачала головой и потянулась к его руке. Он стоял, глядя на Кэролайн.

– Она дышит…

– Плохо. – Кэйси не могла обманывать себя.

Он притянул ее руку к губам, поцеловал, а потом прижал к своей груди.

– Чего ты боишься? – тихо спросил он. – Что больше всего тебя беспокоит?

Кэйси не нужно было долго раздумывать над ответом. На протяжении всей ночи она задавала себе тот же самый вопрос.

– Остаться одной. Не иметь никакого тыла. Я не во всем была согласна с ней, но я всегда сознавала, что она есть. Она моя мать. Я не уверена, что кто-нибудь еще может дать тебе такую бескорыстную любовь, как мать. У меня были клиенты, которые были лишены такой любви, и они очень страдали. У меня были клиенты, у которых она была, но которые лишились ее в слишком раннем возрасте. А мне уже тридцать четыре. Я должна быть благодарна за то, что все эти годы она была у меня. Так почему мне этого мало?

– Ты сама сказала. Она – твоя мать. Это неповторимые отношения.

– Она всегда любила меня, даже в сложные периоды. Она любила меня, когда я была наименее симпатичной личностью.

– Не могу поверить, что ты когда-то была несимпатичной, – улыбнулся Джордан.

– Можешь мне поверить. Была. Была маленькой дурочкой. Временами я бывала просто невыносимой.

– Она должна была понимать почему. Легко смириться с чем-то, если тебе известна причина.

– Все дело в бескорыстной любви. Я была ее единственной дочерью. У нее было множество друзей, но только одна дочь.

– Ты говоришь в прошедшем времени.

Кэйси сделала это не специально. Слова сами произнеслись именно так. Она вгляделась в лицо Кэролайн, чтобы понять, не заметила ли этого и она?

Конечно, она не заметила. Ее глаза оставались закрытыми, а все жизненные силы уходили на дыхание, на втягивание в легкие воздуха и выталкивание его обратно, на все более тяжелую борьбу, на мольбу.

Мольба. Кэйси чувствовала это. В ее голове звучали слова Мег. «Как будто она хочет сказать что-то тебе, только ты не можешь расслышать, поэтому она говорит все громче и громче» Что она пытается сказать?

Следом пришли слова Энн Холмс. «Ты должна помочь ей, Кэйси. Ты должна дать ей понять, что все правильно».

– Правильно ли это? – прошептала Кэйси.

Она смотрела на Кэролайн, но вместо нее ответил Джордан.

– Использовать прошедшее время? Если ты сама стала так говорить, значит, это правильно. Только ты здесь решаешь, Кэйси.

– Нет, – сказала она. – Дело не во мне. Дело в ней. – Но едва проговорив это, она поняла, что это неправда. Кэролайн не было никакого дела до времен глаголов. Сейчас, как бы эгоистично это ни выглядело, имело значение только то, что сама Кэйси начала с этим примиряться. Использование прошедшего времени после того, как она так старательно придерживалась настоящего и будущего, что-то значило.

Подсознание часто первым все понимает. Но сознание Кэйси не поспевало за ним. Сидя здесь, в темноте, она неожиданно поняла, что ее жизнь наконец-то приобрела цельность. Свободные концы соединились, все необходимости встретились. Она мысленно примирила своих родителей, нашла совершенно особенного любовника в Джордане, кровную родственницу – в Мег и неожиданную подругу – в Рут. Дом Конни оказался на ее стороне. Точно так же, как индивидуальная практика. У нее были друзья, которые любили ее, и коллеги, которые ее уважали. У нее был сад – убежище на трудные времена и просто дар свыше – на мирные.

«Чего ты боишься? – спрашивал Джордан. – Что тебя больше всего беспокоит?»

«Остаться одной», – не раздумывая ответила она. Но сейчас она неожиданно осознала, что она не одинока. Если она не понимала этого раньше, то последние несколько дней ясно показали ей это. Ее окружали люди, которые были ей глубоко небезразличны и которым была глубоко небезразлична она. У нее была очень богатая жизнь.

Одинока? Она привыкла использовать это понятие просто потому, что выросла в неполной семье. Но на самом деле она никогда не была одинокой. Будь на ее месте клиентка, она бы предположила – спокойно и неагрессивно, – что «одиночество» служит ей оправданием за неправильные поступки, гнев, даже жалость к себе. Теперь она не ощущала ничего из этого. Здесь, рядом с Кэролайн и Джорданом, она была в мире с собой и с миром. Горечь ушла. И страх тоже.

Ее мать сказала бы, что она, наконец, выросла, возможно, именно этого и ждала Кэролайн, именно из-за этого цеплялась за жизнь эти долгие три года, хотя ее существование нельзя было назвать так в полном смысле этого слова. Она ждала, пока Кэйси обретет этот внутренний покой, дала ей время и место для этого, как поступала почти всегда, пока Кэйси росла. Кэйси была упорным ребенком. Она хотела думать своей головой, учиться на своих ошибках и искать свои ответы. Теперь она их нашла. Кэролайн дала ей на это время. Это был ее прощальный дар.

Джордан поцеловал ее в макушку.

– Буду греть для тебя постель, – сказал он, странным образом попав в лад с ее мыслями и желаниями. – Позови, если буду нужен.

Кэйси не могла сдержать волнения. Она подозревала, что внезапный прилив эмоций связан как с ее чувствами к Джордану, так и с тем, что она должна была сделать. Не в силах произнести ни слова, она молча кивнула.

Когда он вышел из комнаты, она вновь повернулась к Кэролайн. В глазах у нее стояли слезы.

– Правда, он замечательный? – пытаясь улыбнуться, спросила она. Потом повторила умоляюще: – Правда? Ты же не будешь спорить. Если бы он был одним из моих бывших парней, ты бы сказала, что мы еще слишком мало знаем друг друга и что я должна быть осторожнее. Но он такой надежный, тебе не кажется?

Она поднесла руку Кэролайн к губам, поцеловала и прижала к шее. Эмоции болезненно сжимали ей горло, но она упрямо выдавливала из себя слова. Они не могли больше ждать. Время пришло.

– Мам? – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Это действительно очень важно. – Она остановилась, чтобы вытереть стекающие по щекам слезы. Всхлипнув, она ощутила чувство страха. Если слова сказаны, их уже нельзя будет вернуть. Но она чувствовала сердцем, что поступает правильно.

– Все правильно, мама, – со всей возможной нежностью проговорила она. – Ты можешь уйти. Со мной все в порядке. Со мной правда все в порядке. Теперь ты можешь уйти. Ты можешь оставить меня.