Мама!!! - Анастасия Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К какой Аньке? – удивилась мама. – У Аньки спят еще, поди. Давай телевизор посмотри.
– Не хочу телевизор, – Саша не сказала, что боится Листьева.
– Ну за Василисой сходи. Давай? Сейчас тетя Оля выйдет, мы Василису заберем.
– Давай! Давай Василису хотя бы!
Саша осталась ждать в прихожей. Мама вышла в коридор и постучала в Танькину дверь.
– Оль! Собралась уже?
Тетя Оля крикнула из комнаты:
– Иду, Лариска, иду!
– Кошку поймай. Кошку требуют домой.
Тетя Оля открыла дверь.
– Как требуют? У них любовь еще.
Мама – Саша видела, она выглянула немного из двери – замялась:
– Ну, с Сашей сидеть. Нянчиться. Страшно ей одной, понимаешь.
– Ааа, ну тогда другое дело, – сказала тетя Оля и вернулась к себе. Саша бросилась слушать через стенку в туалете.
«Кс, кс, кс, Василиса, Василиса», – подзывала ее тетя Оля. Потом она вскрикнула: «Аааа! Ааа! Ах ты, гад, блин, сучонок!» и захлопнула дверь. Саша выскочила снова в коридор, тетя Оля тоже выбежала и показывала маме руку:
– Укусил, сучонок! Кузька укусил!
Пальцы у тети Оли были в крови. Она открыла сумку одной рукой и искала там что-то, видимо, платок. Тут же, подперев сумку коленом к двери, закрывала замок.
– Как ты пойдешь? Дай поищу, – мама взяла у нее сумку и достала носовой платок. Тетя Оля прижала его к пальцу. Потом выругалась:
– Во гад! И некогда замывать.
Она закрыла дверь, бросила ключ в сумку и вместе с мамой поспешила к лестнице. Потом вспомнила про Сашу:
– Ничего не поделаешь, Василису муж не отпускает.
Да уж, Кузя. Не понимает, что Саше страшнее. Чего ему сидеть с Василисой? Кстати, а где Танька? Еще же рано для школы. Она крикнула в коридор:
– Теть Оль! Теть Оль, а где Таня???
– Таня вечером вернется. С отцом на анализы поехала.
Точно, ей же гланды должны вырезать. В больницу если городскую назначают, это с утра надо, в восемь уже очереди, чтобы успеть, выезжают шестичасовым автобусом. Бедная Танька. Тоже, поди, на живую будут удалять, как аденоиды? Саше еще в садике удаляли, а она до сих пор помнит. Ну, укололи тогда, наверное, что-то. Всё чувствовалось. Танька-Танька… Сволочь она, конечно. Но и сволочей же нельзя живыми резать? Не всех.
Саша закрыла дверь, сходила в туалет, умылась. Ванна почему-то съехала вперед, еще чуть-чуть, и вода будет литься из дырки не в унитаз, а на пол. Она толкнула – ванна снова поехала. Толкнула еще раз – то же самое. Да унитаз же шатается! Не хватало им, чтобы унитаз сломался. Она даже выскочила в коридор крикнуть маме, но та с тетей Олей уже скрылась. Саша заперла все замки и пошла есть. Каша стояла на плите в тарелке, накрытой другой, плоской. Под ней, в серединке желтой каши, от которой еще шел пар, была ароматная лужица масла. Маме аванс дали, она масла купила, с той недели планировала.
Это хорошо. Она поставила тарелку на стол, взяла вилку, потому что всегда ест вилкой – не любит ложки, ей от них пахнет железом. Вообще-то рано. Наверное, нет и семи, можно поспать. Вспомнила про Мякишева. Обещала ведь ему к Анькиной маме зайти. Они и сегодня торгуют на рынке. Дядя Валя едет чуть раньше с товаром, ставит палатку, лотки, а тетя Лена потом подъезжает уже раскладывать вещи. Вместе удобнее, конечно, но уж очень холодно, да и баба Тоня не может всех нормально накормить, тетя Лена им готовит, потом ведет Женьку в садик, а вечером первая уезжает ее забирать, пока дядя Валя складывает товар. Надо успеть к ним где-то до девяти, тетя Лена в это время уходит, Женька не ест в садике, дома завтракает, так что ее после завтрака в группу приводят. Саша успеет. Съест кашу, соберется и пойдет. Потом у Аньки посидит, Анька не против. Ну, или они погуляют. Правда, Саша в костюме. Но ничего, постарается аккуратно.
Она села есть. Смотрела на телевизор и не решалась его включить. Вдруг там так и показывают мертвого Листьева? Взялась за кашу. И тут увидела на столе, у стены, записку. Почерк у мамы крупный, ровный, буквы все написаны одной линией, без обрывов: «Это Аниным родителям. Подари им, скажи: “От мамы в благодарность за то, что сидят с тобой”». Слова «сидят с тобой» были зачеркнуты и сверху написано «сидите со мной». И внизу приписка: «Обязательно отдай, я с аванса купила».
За листом лежал пакет с арахисом, с нелущеным. Белые вздувшиеся коробочки, она их часто видела. С некоторых пор мама покупала только такие орехи. Нашла где-то дешево. Муторно, конечно, чистить, а потом еще жарить, но мама утверждала, что получается в конечном итоге дешевле, чем покупать чищеный. Но зачем она понесет это Аньке? У них дома настоящие орехи едят. Грецкие, фундук. И Саше дают, сколько хочет.
Пока доест, пока оденется, придумает, что делать с этим мешком. Но тащить его к Вторушиным стыдно. Что она им скажет? Не может же повторить слова из записки? И не объявит ведь, что это подарок? Потому что какой же подарок? Надо, наверное, вместе с запиской отдать. Просто отдать, и всё. Молча. Они поймут, что ей стыдно.
Рядом на столе лежал другой пакет – с упакованным бисквитом. То-то дома пахнет! Саша думала, это соседи готовили. Мама, наверное, пекла. Бисквит горячий. Утром, значит. Он был разрезан повдоль и внутри смазан сгущенкой. Увесистый кирпич, мама поделила его пополам, сложила половины друг на друга и засунула в пакет, но не закрыла плотно, чтобы не отсырел. Саша сразу положила бисквит в ранец, а то забудет. Туда же сунула арахис. Да, потом придумает, что с ним делать.
Одевалась она быстро. На время специально не смотрела. Она подозревала, что еще рано, но вдруг окажется настолько рано, что придется посидеть дома? Ей нужна надежда, что она сейчас выбежит из комнаты, из пансионата. Люди как раз на работу выходят, все идут, двери начали хлопать по всему этажу. На пятом опять же Лорд, один педиатр к первой смене уже ушел, дома другой остался, кто со второй смены, так что дог не занят. Саша быстренько оделась и только когда обула сапоги, завязала под шеей шапку и обмоталась шарфом, осмелилась посмотреть на часы. Без пяти восемь! Надо же! Получается, мама сегодня опоздала? Очень уж поздно они с тетей Олей вышли. Или Саша так засиделась? Нет, не могла она час кашу