Наследник императора - Александр Старшинов

Крик этот все и решил. Децебал отбросил меч, выхватил из-за пояса короткую сику и полоснул по горлу, кровь полилась на белую льняную рубаху, на золотую пектораль на груди.

— Лучше было бы взять живым — для триумфа, — вздохнул Тиберий Максим.

Тело Децебала медленно оседало на землю. Он верил: где-то в неведомом мире Замолксис приготовил для него непобедимое царство.

А Клавдий Максим соскочил на землю, положил тело царя поудобнее, приладил на поваленное дерево голову и, примерившись, взмахнул спатой.

Осень 859 года от основания Рима

Эск, Нижняя Мезия

Приск вернулся в Эск уже с первым снегом. Подошел к дому Урса, постучал.

Поначалу внутри никто не отозвался.

— Кориолла! — крикнул он. — Вы что там, уснули?

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась дородная тетка, низенькая, плотная, лет за тридцать, статью и зверским выражением лица похожая на борца-атлета.

— Чего тебе? — спросила тетка.

— Кориолла дома? — Приск огляделся, будто его посетили сомнения: не ошибся ли он. Впрочем, заплутать в немногих улочках канабы было делом сложным.

— Может, и дома, а может, и нет. Откуда мне знать?! — И, глядя на несчастно-глупое лицо, Приска расхохоталась.

Приск отодвинул ее и вошел. Сложнее всего было протащить мимо тетки объемистый кожаный мешок, она ни за что не желала посторониться. Центурион сделал шаг во двор и едва не сшиб крошечное существо, ковылявшее ему навстречу в рубашонке до полу.

— Флорис! — Центурион подхватил ее и прижал к сверкающей, но и царапающей детскую кожу лорике. Дитя ответило громким ревом. Приск растерянно отстранился, вытянул руки.

— О, боги! Ты ж ее напугал! — Кориолла подскочила, забрала девочку, потом тут же передала ее на руки подбежавшей Мышке и кинулась на шею Приску.

— Вернулся, вернулся, вернулся, — повторяла она как заведенная.

Он поднял ее на руки и понес в комнатушку на втором этаже. Знакомая деревянная лестница натужно скрипела под ногами центуриона.

— Как у вас тут дела? — спросил Приск, опуская Кориоллу на пол.

Что дела так себе, становилось сразу же ясно по скудной обстановке этого закутка.

— У меня долгов на триста денариев, — весело отозвалась Кориолла. — Но в долг еще дают. Все торговцы слышали о победе и огромной добыче.

— А, ладно! — Приск махнул рукой. — На долги плевать.

Он запер дверь за засов и выложил на стол перед растерянной Кориоллой столбики золотых ауреев.

— Награда Траяна. За службу. Знаешь, сколько здесь?

Она растерянно передернула плечами.

— Тысяча золотых. Но это не все. У меня есть письмо к банкиру Адриана, вексель на четыреста тысяч. Понимаешь, что это значит?

Кориолла смешно втянула голову в плечи и снова замотала головой.

— Что я возвращен в сословие всадников. И мы можем пожениться. Официально! Свадьбу сыграем. Готова?

— Когда? — ошарашенно спросила она.

— Ну-у… — Приск изобразил, что раздумывает. — Как только все наши будут в сборе. Подарки у меня на свадьбу есть.

О том, что в мешке у него лежало несколько золотых кубков из клада, он говорить не стал.

— А ты слышал, что Пятый Македонский легион из нашего лагеря будущим летом переводят? — спросила она. — На месте лагеря, говорят, будет город в статусе колонии…

— Слышал, — кивнул Приск. — Да только… Я больше не служу в легионе, Кориолла. Я отныне в сословии всадников, меня назначат префектом, еще не решено, куда. Может быть, в Первый легион Минервы, а может, и в наш — Пятый Македонский. А может, отдельную когорту дадут. А потом мы уедем в Рим. Будем жить в самом Риме. В Риме, Кориолла!

Он вновь привлек ее к себе и обнял так сильно, будто готов был задушить.

Виминаций

Тиресий рыскал среди клеток рабов в Виминации уже третий день. Каждый день новые лица — в основном юные, грязные, измученные. Торговцы покупали их оптом и увозили дальше на перепродажу, в основном в Аквилею.

Внезапно Тиресий остановился. Краем глаза увидел знакомую склоненную голову, спутанные белые волосы. Шагнул к клетке.

— Этот! — указал торговцу на мальчишку.

Гермий поглядел на сидящего на полу загона пленника.

— Двести денариев.

— Тессера![96]— ответил Тиресий и вручил вольноотпущеннику бронзовую табличку.

Каждый из участников Дакийской кампании мог получить в награду раба из добычи. Но даки как рабы ценились очень низко, посему легионеры предпочитали получать у квесторов вместо тессер деньги. Тиресий свою тессеру взял.

Гермий глянул на тессеру, поморщился и махнул рукой:

— Забирай!

Паренька вытащили из клетки. Тот стоял понурившись, глядя под ноги. На запястье алели следы плетки — видать, парень слишком далеко вытягивал руки сквозь прутья.

— У меня твой Серый, — сказал Тиресий.

— Кто? — Мальчишка поднял голову. Судя по всему, за время плена болтать на латыни он научился.

— Щенок. Серый. Вымахал… Во! — Тиресий отмерил высоту от земли. Если судить по его жесту, можно было подумать, что за три месяца щенок превратился в теленка.

— Правда? Он у тебя? — У паренька вспыхнули глазенки.

— Правда, я еще тогда в Сармизегетузе его забрал. А брат твой здесь?

Мальчишка отрицательно закрутил головой:

— Его продали дней… — Он попытался отсчитать время по пальцам, но сбился. — Давно уже.

— Как тебя звать-то?

Паренек что-то пробормотал, но Тиресий так и не смог разобрать — что.

— Ясно, Фортунат. Я стану звать тебя Фортунат, договорились? — Он подтолкнул мальчишку к выходу с невольничьего рынка и оглянулся, будто опасался, что кто-то заберет у него раба.

* * *

Впереди было много событий — через год Гай Приск отправится в Рим, чтобы принять участие в триумфе, получит назад дом отца из казны, вернется в сословие всадников.

Пройдет еще несколько лет после триумфа Траяна, и в Риме Аполлодор Дамасский построит удивительный форум, чья мраморная колонна станет главным рассказчиком о победах римлян на Данубии-Истре. На один из фризов Аполлодор поместит плачущего над телом сына дака, старика, отирающего плащом слезы, — по рисунку, который сделал когда-то Приск в Сармизегетузе.