Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

Мальчика явно занимала одна-единственная мысль – видел ли я,что он спал на посту. А скорее – степень его вины…

– Когда я был маленьким, – произнес я ту дурацкую фразу, чтовертится на языке у каждого взрослого, говорящего с детьми, – то порой засыпална дежурстве. У нас на входе стоял… э… старинный плуг. Штука, которой пахализемлю в Крепостную эру. Вот я возле него и засыпал. Думаю, не такая это беда,подремать под утро. Правда?

– Правда, – завороженно ответил мальчик.

Я заговорщицки подмигнул ему и пошел к лестнице. Пусть малышзапомнит, что Наставник простил его прегрешение, а не то, что он выходил гулятьпод снегопадом.

– Я действительно не виноват, Наставник? – жалобно спросилон вслед.

Остановившись, я посмотрел на мальчика. Нет, мир Геометроввовсе не пародия на бесклассовое общество, как мне показалось вначале. Будь тутв ходу деньги – ничего бы не изменилось.

Это мир воспитания. Обучения. Наставления.

Мир, воплотивший мечту безумного педагога.

Мир, в котором учитель, Наставник стал высшим мериломсправедливости.

Из них можно вылепить все что угодно. Приучить естьчеловечину или загорать на снегу. Они податливы, как пластилин. Идеальноесырье, идеальное пушечное мясо.

Пронесем Дружбу через всю Галактику!

Я мог подойти к малышу, обнять его, сказать, что никто вмире не бывает виновен. Ни тот, кто спит на посту, ни тот, кто крадется в ночи,сбежав из концлагеря под названием «Свежий ветер». И даже человек, чье телокоченеет сейчас в сугробе, невиновен. Может быть, лишь тот, кто сотни лет назадпринял ответственность за мир Геометров, Риг-вонючий или его Наставник –виновны…

Но это был тупик. Ибо каждый шаг, каждое слово меняет тех,кто рядом. И дороги в ад мостят лишь благими намерениями, а принцип меньшегозла, стоящий на вооружении регрессоров, порой так соблазнителен и манящ.

А еще я не мог позволить себе даже каплю любви и нежности.Потому что они стали тут оружием. Безотказным и смертоносным.

– Я ни капельки на тебя не сержусь, – сказал я.

И это было тем, что надо. Мальчик улыбнулся, вытягиваясь поддревним гарпуном, которым предки Геометров дубасили местных китов.

Я пошел наверх.

Интернат просыпался. Я слышал легкий шум за дверями, возню,сонные вопли. Кто-то проснулся, кого-то будили. Нормальный ребячий гомон. Нунеужели этот уютный мирок хуже Земли? Зачуханных детишек, вечно пьяныхвзрослых, школ, в которых учат ничему, профессиям, которые не приносят радости?

Хуже. Если позволю себе усомниться в этом – я обречен.

Как и мечтал Андрей Хрумов, я стал мерой в себе. А эталонсвободен от сомнений. Метр или килограмм – они не зависят от мечтаний продавцовили претензий покупателей.

Не нравится мне мир Геометров!

Значит, надо идти дальше. По их следам, сквозь изнанкупространства и небо, лишенное звезд. Пока ночь не вспыхнет миллионом холодныхискр. Пока мир Тени, обративший в бегство Геометров, не даст мне ответ.

Что служит мерой, когда отказал разум и предало сердце?

– Радостное утро, Пер!

Я приветливо улыбнулся молоденькой девушке, выходящей изсвоей комнаты. Она была Наставницей, но на меня смотрела с уважением и неловкойжалостью. Как же. Ведь Пер оплошал. А она подобных ошибок совершать ненамерена. Еще недавно мозги промывали ей, теперь славная эстафета принята.

– Радостное утро… э…

– Лори. Наставница Лори.

Коротенькая юбка. Кусок материи, обмотанный вокруг груди, –они называют это женской лентой. Черная коса. На Земле ей поглядывали бы вслед,но скорее из-за симпатичности, а не из-за странностей в одежде. На мой взгляд –слишком плотненькая, но о вкусах не спорят.

Знакомился с ней Пер вчера или все же не успел?

– Я хотела вас позвать на завтрак, – сказала девушка. – Вы проголодались?

– Немножко.

Куалькуа в моем теле наверняка был другого мнения. А можетбыть, и нет. В конце концов, Ник Ример был куда массивнее Наставника Пера.Куда-то же должна была деться лишняя плоть?

– Идемте ко мне?

В ее поведении не было ни капли эротики. Не потому, чтоНаставник Пер слишком стар. Просто – не принято. Не нужно.

Отвлекает от Дружбы.

Комната Лори была поуютнее моей. Тоже ребячьи фотографии настенах, но их куда меньше: и двух десятков не наберется. И множестворазноцветных вязаных ковриков – раскиданных на полу, развешанных по стенам,прикрывающих кровать.

– Очень красиво! – честно сказал я.

Лори расцвела:

– Правда, Пер? У меня слабые способности, но я стараюсь…

Присев за стол, я молча наблюдал, как девушка готовитзавтрак. Две чашечки, наполненные из пластикового кувшинчика горячим кофе.Горстка крошечных лепешечек, посыпанных мелко нарубленной зеленой травой.Кусочки мяса в двух фарфоровых плошках.

Мясо у них искусственное, как я успел понять. То ли выращенов чанах, то ли синтезировано. Геометры не убивают животных ради пропитания.

– Мы очень переживали за вас, Наставник Пер, – сказала Лори.– Мы все понимаем ваше горе.

Я кивнул, набрасываясь на еду. Не знаю, как куалькуа, а я ивпрямь проголодался.

– Скажите… если это не очень тяжело для вас… подопечный НикРимер неизлечим?

– Абсолютно, – поглощая лепешки с мясом, отозвался я. –Никакой надежды.

– Простите, Пер…

– Ничего, ничего, – излишне бодро сказал я. – Всякое бывает.

Зря, наверное, я веду себя так цинично. Лори посмотрела наменя с легким испугом. Но меня уже понесло.

– Он всегда был сложным подопечным, – зло сказал я. – Стишкиписал, не имея к тому ни малейших способностей. Лазил из окна, вместо тогочтобы готовиться к новому счастливому дню. Спорил со мной, мог разреветься илизамолчать, вместо того чтобы признать ошибки. Сложнейший мальчик! И когда онпотерял память, а с ней все вложенные мной навыки – печальный итог былзакономерен!

Ну?

Девчонка, у тебя ведь умные глаза! Ты плетешь коврики, хотьэто и не твое призвание. Скажи старому Наставнику, что он не прав!

Или хотя бы промолчи!

– Не переживайте, Пер. – Она коснулась моей руки. – Никто нев силах справиться с подобной ситуацией.