Пока ненависть не разлучила нас - Тьерри Коэн

Раввин посмотрел на Мишеля, не выразив никаких эмоций.

— Нет. Служитель религии обращается со своими пожеланиями и просьбами не к правительству. Не в нашем обычае бросать слова на ветер. Мы исполняем свой долг, молясь в синагогах.

Мишель разочарованно покачал головой.

— Со всем моим великим к вам уважением я скажу, что, на мой взгляд, главная проблема нашей общины сводится именно к такой позиции. Вы только что объясняли нам, что понятие «избранность» означает великую ответственность. Мы обязаны жить так, чтобы всем стала понятна значимость Торы. Вы также сказали, что верующие своим образом жизни должны играть роль сплотителей, потому что одна из главных ценностей нашей религии — сплоченность. На эту демонстрацию, невзирая на разногласия и расхождения, выходят все евреи. А вы нет. Что подумает община? Она сочтет это отъединением!

Мишель говорил напористо, со сдержанным гневом. Взмахом руки подвел черту, давая понять, что больше сказать ему нечего. Помолчал и все-таки добавил:

— Я из тех евреев, которые не удивятся вашему отсутствию. Я удивляюсь, что хожу на ваши беседы.

Раввин на секунду замер, помолчал, а потом объявил, что беседа закончена, и попрощался со слушателями. Мишелю он ничего не ответил. Счел время неподходящим для дискуссии? Или оскорбился его замечаниями?

Мне все-таки показалось, что Мишель задел его. Если верующие хотят служить примером, они сами должны перестать смотреть свысока на остальных членов общины. Мнение, что они избранная часть избранного народа, должно быть заслуженным.

Бенни Леви, Ален Фенкиелькро и Бернар-Анри Леви[84]. Три интеллектуала откликнулись на приглашение коммунального центра, работающего в квартале Виллербан. Тема лекции — «Смещения времен».

Лекция была организована после окончания цикла бесед по Торе, который из-за выступления Мишеля вызвал горячую дискуссию. Когда мы вышли, к нам сразу подошел один из верующих.

— Я понял, что ты хотел сказать. Меня это не оставило равнодушным. Мне бы хотелось встретиться с тобой и вместе поразмышлять о символическом проявлении единства, о котором ты говорил.

— Ты идешь на демонстрацию? — тут же с вызовом спросил Мишель.

— Да, конечно. Но этого недостаточно. Ты сказал о необходимости объединяться разным типам сознания. Я полагаю, что сознание реагирует на идеи.

Они встретились, а затем организовали на базе местного коммунального центра лекцию. Поистине, чудо из чудес.

Чудо, потому что вот уже много лет эти три интеллектуала не выступали вместе.

Чудо, потому что они нашли нужным отложить свои важные дела, выбрали время и согласились принять участие в мероприятии, которое, стало быть, отвечало запросам времени. Значит, речь шла не о случайном столкновении позиций и не о бреде запуганных евреев, боящихся преследований.

Чудо, потому что согласились приехать три самых главных фигуры современной еврейской мысли. Бенни Леви, литературный секретарь Жан-Поля Сартра, ставший в последнее время специалистом по Торе. Бернар-Анри Леви, человек в офисном костюме с безупречной стрижкой, ценящий в синагогах только эстетику, тем не менее откликался теперь на любой запрос общины, если речь шла о защите еврейской идентичности. Ален Фенкиелькро, философ со сложным переплетением идей, ведущих в конце концов к просветлению.

Мы были счастливы.

Три главные культовые фигуры объединились, чтобы сказать нам: нет ничего удивительного, что вы заблудились в этой Франции, которая разучилась описывать происходящее, выбирать актеров, распределять роли и четко их исполнять. Три совершенно по-разному мыслящих еврейских интеллектуала пришли поговорить со своими соплеменниками: студентами, коммерсантами, домохозяйками, преподавателями, артистами, верующими, традиционалистами, интеллектуалами, пенсионерами, холостяками, скромниками, гордецами… Все мы собрались, надеясь получить ответы на свои вопросы, включая главный — новую вспышку антисемитизма. Обрести основания для надежд. Основание надеяться, что выступления в Дурбане были случайностью, что СМИ осознают свои ошибки, что у нас не возникнет необходимости уезжать или делать алию, потому что в спину уперлось ружье.

Когда мы вышли после встречи, у всех были радостные лица. Мы были не одиноки. Нам не хотелось расходиться, хотелось подольше побыть вместе, обменяться взаимным теплом, столь естественным для нашей общины в это трудное время, полное сомнений и опасений. Я переходил от группки к группке, ловил обрывки разговоров.

Две пожилые женщины под обаянием атмосферы делились впечатлениями:

— Как было хорошо! Я, конечно, не все поняла, но мне очень, очень понравилось.

— А какой красивый Бернар!

— Бернар-Анри, да?

— Нет. Бернар. Его зовут Бернар, а по фамилии он Анри-Леви.

— Да ничего подобного! У него два имени, он их соединил, двойное имя, так красивее.

— Да я же и говорю, он красавец!

Два мужчины лет тридцати, не без иронии:

— Ну что? Остаемся и боремся или мотаем?

— В Израиль?

— Ну да. А ты куда хотел?

— В Канаду.

— Смеешься? Там знаешь, какие холода зимой!

Два студента:

— Я рад, что послушал БАЛа насчет Дженина. Ну и вранья мы огребли, когда слушали СМИ. Геноцид! Резня! Бойня! Он же сам там был. Ему можно верить.

— Слушал лекцию Фредерика Анселя?

— Гениально! Он препод в ИПИ[85].

Крашеная блондинка треплет по щеке сына лет двадцати:

— Мой сын тоже будет философом. Так ведь, детка?

— Мама!

— А почему нет? Совершенно точно, мадам, он будет как Бернар Гарри Леви.

— Хватит, мама!

— А что ты покраснел? Он на первом курсе философского. Кончит и будет писать книги, читать лекции.

— Бог ему в помощь! Мы желаем всем детям Израиля преуспеть!

— Аминь.

— Хорошо, мама. Я пойду?

— Иди, сынок, иди. У него такая голова, вы не поверите! Это у него от отца, не от меня, что правда, то правда.

Двое мужчин в костюмах и галстуках:

— Есть и другая возможность. Семья живет в Израиле, ты работаешь во Франции, вечером в четверг приезжаешь к семье. Самолет «Эль Аль» переполнен бизнесменами, которые так живут. Их называют «алией „Боинга“».