Дубль два - Олег Дмитриев

Я только кивнул опять. Спорить с дедом не было ни желания, ни смысла. Потому что сам я думал точно так же. Ребёнок, воспитанный на рекламе, больше принадлежит телевизору, чем маме с папой.

— Ты прости, Славка, что я так разошёлся, — чуть виновато продолжал старик, — но это ж позор какой-то? Не должно так быть, не ладно это. Чтоб детей чужие люди воспитывали втайне от живых родителей. Чтоб люди кровь Земли пили, а не своей её поили. Или вон чтоб молодые здоровые парни по соснам лазили…

— А с кровью Земли что не так? — спросил я, пытаясь отодвинуть подальше картинку с гостеприимной сосновой веткой.

— А ты глянь на тех, кто недрами торгует! В них же людского-человеческого меньше, чем у комара писька! — буркнул лесник. И тоже не сказать, чтоб сильно против правды попёр.

— Есть, Славка, те, кто на людях деньги зарабатывает. Большие, страшно большие. Кто готов всю Землю наизнанку вывернуть, чтоб карман себе набить. Счастья то им не приносит, да оно и не нужно им. У них всё шиворот-навыворот, — и странный старик замолчал. Надолго.

— Когда-то давно… Очень давно, — начал он, когда я уж хотел пойти барахло проверить — высохло ли, — люди с природой и миром в ладу жили. Не могли иначе — перемёрли бы. Брали сколь надо, отдавали взятое, что при жизни, что после неё. А потом паскудство началось.

Непонятный дядя Митя прервался, чтобы свернуть ещё одну самокрутку. Он, может, и давно один тут жил. Может, и не вполне в себе был. Но что-то заставляло слушать его слова с очень пристальным вниманием. И спорить аргументированно пока было не с чем.

— Народу в мире много стало. Лишку даже, — он смотрел на Солнце, что почти полностью поднялось над соснами за забором. — И стали некоторые из них старые знания не во благо пользовать, а наоборот. И тоже сперва себя успокаивали, что раз оно конкретно им в пользу — стало быть, доброе дело делают. И пошла канитель с тем, чтоб как можно больше себе подобных себе же и подчинить. Начали новых Богов выдумывать, таких же подлых, чтоб себя оправдать. Начали детей воспитывать в страхе, а не в любви. Тех, что из зашуганных вырастают, проще же к чему надо принудить? Вот. Те — своих детей так же растить взялись. Давно, очень давно это было, — повторил он с невыразимой тоской в голосе.

— Привыкли все за тысячи лет, что по-другому и быть не может. Ну, раз-два в пару поколений новые какие-нибудь понятки вводят, чтоб не расслаблялся народишко. Ипотеки, вон, выдумали. Земли в мире — спиной ешь, но нет: надо именно вот тут купить себе скворечник, за который потом ещё детям твоим расплачиваться. Зато к Месту Силы, которое «никогда не спит», поближе. Никогда не спит, Славка, только Зло. Да дурь ещё, пожалуй.

— Натурфилософия, — с умным видом протянул я.

— Хоть горшком назови, — кивнул дядя Митя. А я вскинул на него глаза с удивлением.

Читал как-то одну книжку интересную. Профессор один написал, доктор психологических наук, с Магадана родом, кажется. Он там впервые на моей памяти совместил реальность с психологией, историей и фэнтези настолько, что и зазора не разглядишь. Там крупно было написано, что всё рассказанное на страницах — сугубо плод воображения и размышлений автора. Но тьма народу уверяла, что главного героя знает и видела лично. Социальный эксперимент Владимиру Павловичу удался блестяще. Вот тот самый его главный герой точно так и говорил: «хоть горшком назови». Вроде бы.

— Пойдем, Славка, покажу кой-чего, — поднимаясь, старик задержал дыхание и сморщился, словно у него что-то резко заболело.

Мы пошли к тому странному сооружению, которое не баня. Дед по пути пощупал бельё, портянки оставил, а майку снял, сложил и убрал в карман куртки. Открыл дверь, запертую на навесной замок странного старинного вида из какого-то тёмного матового металла. И шагнул внутрь, склонив голову.

Я пригнулся и зашёл следом. Глаза после яркого утреннего солнца сразу забастовали, но, проморгавшись, стали проявляться сперва контуры, а потом и сами предметы. И я резко отшагнул назад. И упёрся спиной в дверь. Она была закрыта, хотя я её не трогал, и снаружи не было ни ветра, ни человека.

* * *

* Гелена Великанова — Эй, рулатэ: https://music.yandex.ru/album/7624779/track/53368926

Глава 4

Возможность выбора

В голове закрутились кадры из фильмов ужасов и сцены из книг, что читала Катя. То есть бывшая. Там, где никому не известный дурачок приезжает в незнакомый город, а потом вся полиция первый сезон пытается собрать его из неожиданных запчастей, разбросанных по вверенной территории хаотично. А второй и последующие сезоны ищет талантливого раскройщика неизвестных дурачков и пытается понять, что же им двигало и какой месседж он хотел передать своим оригинальным перформансом. Нет, я не люблю современный криминально-мистический кинематограф, это точно. Но тогда думалось не об этом.

Посередине овина или гумна стоял пень в два обхвата. Из него торчал другой, в один обхват. Из другого — третий. Всего странная этажерка насчитывала, кажется, шесть ярусов, каждый сантиметров по пятнадцать высотой. А из верхнего пенька торчал какой-то прутик с несколькими листиками на тонких веточках. Вся эта странная конструкция была заляпана потёками и пятнами такого тревожного вида, что очень не хотелось даже пробовать выяснять — кто, чем и зачем поливал тут это деревце. Именно эта картина и заставила меня сделать шаг назад и напороться спиной на закрытую дверь. Я обернулся, поискал на ней ручку, не нашёл и приналёг плечом для пробы. Дверное полотно стояло, как влитое.

— Не открывай, он сквозняков не любит, — послышался за спиной голос лесника. А мне стало страшно. Очень.

— Кто? — хрипло выдохнул я, обернувшись с неожиданной даже для себя скоростью. И ловкостью, пожалуй.

— Наш родовой Дуб, — в голосе Алексеича звучала искренняя любовь и торжественная гордость. Стало ещё страшнее.

— Ты, Славка, главное — не бойся! — продолжил дядя Митя. Но это не помогло никак. Совсем. Вовсе. Хуже только стало.

— Давай, как раньше говорили, сядем рядком, да поговорим мирком. Я тебе не буду предлагать рядом садиться, от тебя ужасом и паникой шибает аж досюда. Там стой. Ну,