Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как пожелаете, — Маркус все еще вел себя как обиженный мальчишка.
А что он хотел? Чтобы я спокойно смотрела, как он фамильярничает со мной? Я и так была более чем добра к нему.
Да и пусть обижается. Я ему в подруги не набивалась, и хорошее отношение — дело десятое. Лишь бы покорно выполнял приказы. А то удумал: подчиняться не стану, готовлю по собственному желанию, на рынок тоже иду по собственной прихоти. Слишком много гонора.
Но как же он вкусно готовит!
Честно говоря, не хотелось, чтобы ужин заканчивался. Давно я не испытывала такого наслаждения. К тому же, окончание вечера тоже меня тяготило. Я и при тетке старалась увиливать от телесных наказаний, но там хотя бы рабы сами этого заслуживали своим поведением.
Маркус, разумеется, тоже виноват. Но в нем слишком тесно переплетаются нахальство и добрый заботливый нрав. В итоге гнев, вспыхивающий во время его наглых выходок, мигом гаснет, стоит брюнету проявить участие в мой адрес.
Не делают так рабы. Они либо с самого начала проявляют враждебное отношение, либо стремятся выслужиться. А этот и не выслуживается, и агрессии в мой адрес не демонстрирует. Ни хороший, ни плохой, пойди разберись как такого воспитывать.
— Заканчивай с ужином. Пора заниматься твоим воспитанием, — я зашла на кухню в тот момент, когда Маркус допивал вино, рассказывая Виру какую-то историю.
При моем появлении брюнет резко оборвал повествование и насмешливо уточнил:
— Наконец-то мы перейдем к более близкому знакомству? Что ж. Ведите, гас-па-жа!
Последнее слово он произнес противным голосом, растягивая по слогам. Этот проклятый брюнет одной фразой разбивал все мое миролюбивое благодушие. Если после ужина я подобрела настолько, что готова была ограничиться воспитательной беседой, то теперь мой решительный настрой вновь пробудился.
— О да. Сейчас мы познакомимся гора-а-аздо ближе! — надеюсь, мой голос звучал угрожающе.
— Звучит заманчиво, безымянная незнакомка, — Маркус не остался в долгу и сверкнул глазами, бросая мне вызов. Дескать, мы еще посмотрим кто кого перевоспитает.
ГЛАВА 4
Я чуть подтолкнула раба к выходу из кухни, сама взяла факел и подожгла от кухонного очага. Если сейчас дам с Маркусом слабину, то он решит, что может и дальше чувствовать себя хозяином положения, и творить все, что ему вздумается. А в моем нынешнем финансовом состоянии мне нельзя так рисковать.
Мы прошли по коридору, в котором гулял свежий вечерний ветер, проникавший из внутреннего сада и разносивший по помещениям прохладу. Дисциплинарная комната находилась на второй половине дома, там, где жили рабы. Вход в нее прятался за массивной деревянной дверью, расположенной неподалеку от кроватей.
Дверь открылась со скрипом, встречая нас густой темнотой. Здесь не было окон, и свет с улицы не проникал за эти стены. Пламя факела лизнуло по каменной кладке, нашло собратьев и поделилось огнем, осветив стол, расположенный возле входа. На нем лежали кожаные плети, широкие ремни, кнуты, хлысты. Здесь же стояла бадья с замоченными розгами. У противоположной стены находилась лавка для порки, которой я обычно и ограничивалась.
В дальнем конце помещения была сколоченная рама, значительно превосходившая по высоте человеческий рост. В ней имелись четыре кольца (два вверху и два внизу) и продетые через эти кольца цепи, которые можно было закрепить на оковах раба так, чтобы он стоял на месте с широко расставленными ногами и руками, не способный увернуться от ударов.
Помимо рамы имелся столб, к которому можно было приковывать раба и ящик с различными инструментами на случай, если обычных плетей окажется мало. Той дальней частью комнаты я не пользовалась. Раму, столб и дополнительные инструменты любила эксплуатировать тетушка.
— Это и есть дисциплинарная комната? — Маркус окинул взглядом мрачное помещение. — Какое интересное название для пыточной.
— Снимай тунику и ложись, — я указала на лавку.
— Вот так сразу? Без предварительных ласк? — брюнет продолжал ерничать, скидывая одежду на пол. — Раздеваться до гола? Ты хочешь быть сверху или снизу?
Ничего, веселись. Сейчас тебе будет не до смеха.
Я молча достала розги, стряхивая с них капли. Замоченные в воде с красным перцем, они не только больно жалили, но и вызывали острый зуд, который сохранялся еще несколько часов после наказания.
— На живот! — скомандовала, увидев, что Маркус лег на бок и принял соблазнительную позу, выгодно демонстрирующую красивое телосложение.
— Значит, предварительные ласки все-таки будут, — усмехнулся он, переворачиваясь лицом вниз. — Я так понимаю, меня ждет массаж?
Я не собиралась поддерживать его настрой и, наоборот, была максимально серьезна.
Первый удар вышел «примерочным». Розги легко и звонко отскочили от ягодиц мужчины.
— Решила размять мою задницу? Отличная идея. А то все последние дни… — договорить он не успел, прерванный вторым ударом. Тот вышел более весомым, заставив Маркуса вздрогнуть.
— … я провел в основном в сидячем положении и мой зад изрядно затек.
Еще удар. Кожа начала наливаться багрянцем.
— Можно еще спинку помассировать?
Снова удар.
Я старалась не обращать внимание на шуточки Маркуса, продолжая методично раскрашивать ягодицы широкими красными полосами. От легких ударов перешла к тяжелым, с оттяжкой, оставляющим яркие следы на коже.
В какой-то момент брюнет замолчал, шумно вдыхая воздух. Наконец-то его начало пронимать. Действо мне не доставляло ни малейшего удовольствия, но такова работа. В сущности, я не отличалась от обычных школьных учителей, которые тоже использовали розги для наказания непослушных учеников. Разница была лишь в том, что передо мной не маленький хулиган, а взрослый человек, который не желал признавать свое положение.
Отсчитав пятьдесят ударов, я остановилась, разглядывая раскрасневшиеся полушария. После такого брюнет еще долго не сможет нормально сидеть.
Заметив, что я остановилась, Маркус обернулся и спросил:
— Ну что, прелюдия закончена? Теперь приступим к сексу?
Эта фраза меня буквально взорвала изнутри! Я-то рассчитывала, что после такого арамерец умерит легкомысленный настрой и пообещает впредь не совершать ошибок. Пятьдесят ударов — это более чем прилично. Даже самые упрямые юноши после второго десятка молили о пощаде. А тут пятьдесят — и ни капли раскаяния!
Да Рамон с ним с раскаянием. Злость, обида, ярость. Хоть что-то привычное, с чем я знаю, как работать. Вместо этого вновь его дурацкие шуточки и поведение, демонстрирующее, что плевать он хотел на все мои наказания.
— Вставай! — ох как я была зла в тот момент! — Иди сюда.
Указала на раму. Значит, для него порка сродни развлечению? Хорошо, посмотрим, как он теперь заговорит.
Зафиксировала Маркуса внутри рамы, заставив его поднять руки над головой и широко расставить ноги. Брюнет совершенно не сопротивлялся, чем еще больше злил.