Лучшие годы Риты - Анна Берсенева

Весь ее последний школьный год прошел в вихре любви – просто невероятной любви. Рита назвала бы ее безумной, но ничего безумного в ней не было. Не потому, что ее любовь к Игорю была рациональной, а потому, что была счастливой.

Одно плохо: им было совершенно негде встречаться. Холода наступили как-то слишком быстро, и гулять над рекой стало невозможно. Ритина мама работала в домоуправлении, поэтому забегала домой по сто раз на день; она была мелочно суетлива. А при Игоревой бабушке постоянно находилась сиделка, и хотя дом был частный и Игорь жил на другой его половине, Рита чувствовала себя неловко оттого, что старушка выходила из своей комнаты встречать внука, когда он возвращался из школы, а потом то и дело звала его из-за стены или деликатно стучалась к нему, чтобы расспросить, как у него дела, и всегда при этом говорила, чтобы Игореша звал девочку в зал попить чайку.

Поэтому Рита как манны небесной ждала дня, когда мама наконец уберет все свои яблоки и тыквы и перестанет ездить на дачу. Ну или хотя бы станет ездить не каждый день.

Только в конце октября мама сообщила, что законсервировала дачу на зиму. Это означало, что окна и двери домика забиты досками, будто перед отъездом в эвакуацию. Рита считала такие меры глупостью. Ну боится мама, что зимой дачу обворуют, и в самом деле каждую зиму кого-нибудь из соседей обворовывают, но каким образом этому могут помешать доски, оторвать которые не составляет никакого труда, непонятно.

Раньше Рита не забивала себе голову подобными размышлениями, а в этом году пришлось задуматься. Не может же она так вот прямо сказать Игорю: давай уединимся в дачном домике. А предложить непринужденную прогулку за город… Ага, и он увидит забитую досками дверь – хороша непринужденность!

Неизвестно, какой выход Рита нашла бы из этой ситуации, но искать не пришлось никакого. Через два дня после консервации дачного дома мама вспомнила, что забыла в нем целый мешок картошки.

– Прямо посреди комнаты оставила! – встретила она вернувшуюся из школы Риту. – Вот она, старость! Главное, думаю себе: приедем с тобой на выходных, заберем мешок, потом все и закрою. Думаю, думаю, сама полынь от мышей раскладываю и тут же на крыльцо выхожу и дверь досками заколачиваю! Склероз, – вздохнула она.

Рите стоило больших усилий не завопить от радости, а предложить:

– Ну давай я съезжу.

– Одна не дотащишь, – возразила мама. – А у меня на этой неделе комиссия, подготовку к зиме проверяют. В субботу поедем.

– Да я попрошу кого-нибудь, – пожала плечами Рита. – Или вообще компанией съездим. Костер разведем, картошку испечем.

– Вы там пожар мне не устройте! – забеспокоилась мама. – Осень в этом году вон какая сухая, даром что холода.

– Не устроим, – успокоила ее Рита. – Завтра же и съездим.

– Ну да, поскорей надо, – кивнула мама. – Не то мыши погрызут или заморозки ударят.

Игорь, конечно, не отказался помочь перевезти с дачи мешок картошки. Ему вообще нравилась простая работа, в саду у бабушки он с удовольствием снимал с деревьев яблоки, жег сухие палые ветки и укрывал еловым лапником розы на зиму.

И они поехали назавтра же, холодным октябрьским днем.

Все садовые домики выглядели так, будто их хозяева ожидали зимой вражеского нашествия. Окна были заставлены фанерой и забиты досками, а в крайнем от дороги доме еще и перевиты колючей проволокой. Рите казалось, что Игорь посмеется над такой примитивной предусмотрительностью, но он то ли вообще не обратил на это внимания, то ли виду не подал.

Гвоздодер она привезла с собой – никаких инструментов вне домика мама на даче не оставляла, полагая, что их-то уж точно украдут. Игорь, похоже, видел гвоздодер впервые, но с досками, которыми была забита дверь, справился ловко.

Впрочем, Рите было все равно, как он с ними справился. Она не оценивала его таланты и ничего от него не требовала, кроме того, чтобы он был. Его существования было ей достаточно, все остальное не имело ни малейшего значения.

– Ух ты! – сказал он, когда вошли в дом. – Ну и запах!

Полыни мама не пожалела: веники из нее висели на стенах и даже на лампочке под потолком, из-за чего домик напоминал пещеру колдуньи Гингемы. И запах в самом деле настоялся так, что его невозможно было не почувствовать.

– Это полынь пахнет, – сказала Рита.

– Здорово, – улыбнулся Игорь. – Ее вместо чая пьют, что ли?

– Мышей ею отпугивают.

Мешок с картошкой стоял посередине комнаты как неопровержимое доказательство того, что Рите действительно требовалась помощь. Но Игорь и не подозревал ее в тайных замыслах и ни в каких доказательствах ее искренности не нуждался.

День был пронизан ярким солнцем – последним солнцем осени. Но в дощатом домике было так холодно, что стыли пальцы. И когда Рита с Игорем оказались на диване, то раздеваться не стали. Холод, таким образом, пришелся даже кстати. Рита, во всяком случае, не представляла, как они стали бы раздеваться друг перед другом. Или друг друга надо было бы раздевать? То и другое казалось ей одинаково стыдным.

Но ни в том ни в другом не было необходимости. Они целовались, сидя на холодом диване, и пар, просвеченный узкими солнечными лучами, пробивающимися сквозь щели в забитых досками окнах, вился вокруг их поцелуев.

И то, что они уже не сидят на холодном как лед диване, а легли на него, получилось как-то само собою, очень естественно. Как первый их поцелуй, как все, что делал Игорь.

– Не волнуйся, – шепнул он Рите. – О последствиях я подумал. Все будет хорошо.

Голова у нее кружилась, в глазах блистали пятна, будто она смотрела на расплавленный металл. От всего этого она даже не поняла, о чем он говорит. И когда заметила, что Игорь будто бы возится с чем-то, одновременно целуя ее, то не обратила на это внимания. И что означают его слова «подумал о последствиях», не поняла.

Все, что происходило между ними, оказалось для нее так физиологично, так… Совсем не так, как она ожидала! Да, болезненно все получилось и как-то… ненужно, поэтому ей было не до того, чтобы обращать внимание на подробности.

В общем, она была разочарована. Но даже разочарование было каким-то естественным, а главное, это не было разочарование ни в Игоре, ни в ее любви к нему.

Ну и к тому же она ведь знала, что болезненность и прочее подобное не должно удивлять при первой близости. Никто ей ничего, конечно, не объяснял – в скудном кругу маминой жизни никакой физической близости просто не существовало, другие там были заботы, – но кое-что Рита об этом читала. И в те мгновения, когда Игорь вздрагивал и вскрикивал, обнимая ее чуть не до боли, она успела подумать, что ничего страшного не происходит, потом будет лучше, и успела испугаться – ведь можно забеременеть! – и тут же сообразила наконец, что означала его предварительная возня, и сразу успокоилась.

Покой, охвативший ее, совпал с его поцелуями – легкими, нежными, уже без страсти и, она чувствовала, счастливыми. Рита знала, что Игорь счастлив тем, что между ними произошло, и счастлива была сама.