Голыми глазами - Алексей Алехин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
и с чудесной скрипкой
По обе стороны дороги
Желтые клетки стриженых кукурузных полей.
Маленькие вертикальные копны.
Будто расставили белые пешки по шахматной доске:
Господь Бог играет с Чаушеску.
Село под черепичными крышами.
Погода портится.
Туманные струйки вьются уже по дальним горам.
Возле деревенского дома почти голое дерево
с единственным
яблоком.
Крупно застрявшим в ветках.
Трансильвания
…та забегаловка у дороги,
где я выпил деревенского красного вина
в обществе старого одноногого пастуха.
Облокотясь на обитую жестью стойку,
мы прихлебывали из стаканчиков,
поглядывая друг на друга и любуясь в дверной проем
затуманенной кручей,
уходившей куда-то бесконечно вверх
к пасущимся облакам.С пояса моего случайного компаньона
свисал толстый плетеный кнут —
и уползал, обвившись вокруг его деревяшки,
хвостом за порог.
Курортная музыка
дискотека
с наборным каменным полом
куда как в бассейн
вели три мраморные ступеньки —
там под водой
запятнанный текучими огоньками
он вместе с музыкой уплывал
из-под ног танцующих
и уносил их обнявшисьпеременчивый ритм
то ударяющий летним тяжелым прибоем
то легкий как снегопад
сезон подошел к концу
и деревянные кресла на приморских террасах
уже пустовали
как инструменты оркестра
удалившегося на перерыв...
1986
В бессонную солнечную ночь заполярные города выглядят вымершими: будто кончилась жизнь на Земле.
Но в деревнях не спят.
Там я видел, как в два часа ночи кололи дрова и мальчик помогал отцу.
А с лодок ловили семгу на перегороженной туманом беззвучной реке.
...
Кольский полуостров 1980-е
Ночное кафе
Автограф вывески пылает алым неоном.
Парни в кепках и длинных шарфах толпятся под козырьком.
Их подруги.
Лица залиты красной газовой краской.
Черные губы.
При таком освещении женщины кажутся
одинаково испорченными,
даже самые юные.
В глазах отражается булыжная мокрая улица.
Уходящая вверх и уходящая вниз.
Зато внутри
изящная скука копирует что-то виденное
за плохонькую валюту.
В полумраке
светящаяся подкова стойки фосфоресцирует
молочным стеклом,
освещая лишь руки и ножки бокалов.
А лица отдыхают в темноте.
И музыка льется из черных колонок толчками и сгустками.
Одна для всех, бесплатно.
Городок из табакерки
Крошечная прибалтийская столица, можно сложить в коробку, если б не башенки и шпили: мешают закрыть крышку.
Игрушечные дома из андерсеновских сказок.
Кафе, где подают в украденной у кукол посуде.
Маленькие важные человечки.
Им увеличили рост, но внутри они остались прежними. Трудно жить среди больших, неповоротливых, громоздких.
Трагедия масштаба.
А тут еще погода. Непомерно крупные капли падают с крыш на прохожих виноградинами за воротник.
Ходя среди них, все опасаешься наступить…
...
Таллин 1988
Сухие, огромные херсонские розы кажутся бумажными.
Их так много повсюду торчит из земли.
Даже вдоль шоссе, уводящего к соляному порту.
Там днем и расчерченной прожекторами ночью грузят, грузят в отверстые трюмы серо-желтые горы, просыпая в железные пальцы.
На другом конце города в этот час все гремит танцверанда.
Под музыку вращается плоть на бетонном стадионе любви.
Из-под крепких танцующих ног в капроне со стрелкой выкатываются, отбрасываемые центробежной силой, бутылки, опорожненные где-то в гуще толпы.
Что портвейн! Любовные волны, обычно разлитые в воздухе легким эфиром, достигают тут плотности жидкости.
Ритмичные взмахи рук выдают утопающих.
А здешние розы не пахнут.
...
Конец 1970-х
случайные попутчики
поговорили о станционных часах
показывающих по всей стране одно и то же время
о собачьих выставках
о портсигарах
о том что лето никудышное: погода так и не установиласьоб аллергии
о способах солить рыбу «как это делают рыбаки»
о маленьких городках
и про то какие там бывают гостиницы и рестораны
о клубнике
о морской воде
о толстых и худых женщинахмимо ползли тесные одинаковые рощи с промельками деревень
потом поезд въехал в степи
вдруг разбежавшиеся по обе стороны до самого горизонта
и каждый стал молча глядеть в окно
думая о своем...
Москва – Херсон Сентябрь 1998
Истинно рукотворная земля.
Расстилающаяся от края до края в дымкáх, цветущих кустах, сероватых строчках тополей, скрывающих кишлаки, – на бесконечном вельвете далеких полей, то коричневом, то изумрудно-зеленом.
По всей просторной долине нету ни стебля, ни деревца, ни хлопкового куста, под который не натаскали бы земли и не протянули воду отдельной канавкой.
Под тонким плодородным слоем тут всюду речная галька: прежнее ложе Сырдарьи. И стоит лишь год не прикасаться к земле, чтобы благодатный оазис вернулся в прежнее состояние, обратился в камень и пыль. Разве что узкие каемки зелени продержатся до середины лета вдоль усыхающих русел.