Христианство и страх - Оскар Пфистер

Третья часть, посвященная религиозной терапии и избавлению от страха в христианстве, призвана предотвратить патологические искажения благочестия, которому учил Иисус; что же до исторической части, то она, с помощью теории страха, подтвердит нам ужасную психологическую необходимость, из-за которой предпринимались такие искажения намерений Основателя. В ней мы рассмотрим и вопрос о том, как исцелить страдающее человечество. Мы отдаем себе отчет в том, что связь терапевтических и биологических воззрений с религией и этикой многим покажется странной. Однако мы верим: такая научная трактовка и польза от ее применения жизненно важны, и показать это, во-первых, возможно, а во-вторых – необходимо.

Под страхом мы понимаем чувство, возникающее при появлении опасности. Это определение сложно оспорить, однако при ближайшем рассмотрении оно едва ли окажется полным. Возражения возникают уже потому, что из правила есть исключения: храбрец и в опасности может не испугаться. Конечно, не стоит и спрашивать, жил ли хоть когда-нибудь человек, не ведающий страха. Многие психологи утверждают, что мы даже в эту жизнь входим со страхом, а иные полагают, что с этого страха рождения и начинаются все дальнейшие. Правда, новорожденные ничего не говорят о том, что им довелось испытать, а выводы, полученные впоследствии, убеждают не всех.

В определении слегка неясно понятие «опасности», и в нашем случае оно становится особенно щекотливым. Что такое «опасность»? Если я восхожу на ледник и вдруг понимаю, что на меня валится глыба размером с печку, или если на улице заносит машину и та мчит прямо на меня; или когда на меня, безоружного, на пустыре нападает грабитель с пистолетом и орет: «Кошелек или жизнь!» – то, наверное, я испугаюсь или, как еще говорят, устрашусь. Но так бывает не всегда. В моей статье о мышлении и фантазиях в наивысшей опасности[32] речь идет о людях, которые от страха перестали воспринимать реальность и ушли с головой в радостные фантазии: так психика защищает себя от внешних стимулов. Там, где не возникает ни дереализации по отношению к миру, ни деперсонализации по отношению к собственной личности («Это не со мной!»), или там, где они прекращаются, в то же мгновение приходит страх.

Точное разграничение терминов «страх» или «боязнь» возможно только в том случае, если чувство вызвано опасностью, присутствующей во внешнем мире. Более точно его душевное содержание определить нельзя. Можно лишь указать на отдельные признаки, которые, однако, никоим образом не описывают это душевное переживание целиком. Немецкое слово «Angst», обозначающее страх, происходит от латинского «angustiae» – «ограниченность», «теснина», – и указывает на определенные телесные проявления страха: в частности, на то, что становится трудно дышать. Используется здесь и немецкое «Beklemmung» – «стеснение в груди». При некоторых состояниях, рожденных страхом, той же стенокардии, angina pectoris, страдания возрастают многократно. Часто проявляются и другие телесные симптомы: задержка дыхания, ступор, мышечная дрожь, мурашки, спонтанное опорожнение кишечника или мочевого пузыря, бледность…[33] При таких соматических явлениях более важную роль играют ощущения – только они принадлежат к чувству страха как таковому. Особенно это связано со склонностью кидаться в бой или бежать, проявленной наравне с ними. Страх, особенно в интенсивных формах, радости не доставляет. В конце концов, он ведь относится к самым «ужасным» и «страшным» вещам, какие только могут случиться с человеком. Обратим внимание: оба описания взяты из переживаний страха и испуга. Но можно доказать, что в страхе часто присутствует удовольствие. Многие любят опасность, и даже дети чувствуют «сладкую дрожь» – например, проходя мимо дома, где «живет ведьма». Боясь экзаменов, многие стимулируют себя сексуально – как с выделением секреции, так и без нее. Этот страх, доставляющий удовольствие, лишь отчасти можно представить формой мазохизма: вносить свою лепту могут чувство стыда, любопытство, агрессивность и другие склонности.

Наряду с «эмпирическим страхом», который основан на реальной опасности и который следует отличать от «безотчетного страха», есть чувство с такими же характеристиками, но не связанное с внешней опасностью – или же связанное с неким неприятным событием, но столь незначительным, что степень вызванного страха не идет с ним ни в какое сравнение. Такое случается, когда некто, к примеру, все время ждет страшной катастрофы и не способен привести ни одной разумной причины, по которым та может произойти; когда молодая девушка, испуганная до колик, с визгом вскакивает на стол при виде мыши; когда мужчину с детства до преклонных лет пугает число 13 и он вынужден терзаться этим страхом до тех пор, пока не увидит церковной колокольни[34]. Эти переживания, пусть даже их содержание и телесные проявления не отличаются от тех, которые сопровождают реальный страх, имеют под собой совершенно иные причины. Когда говорят о страхе в научном понимании, чаще всего речь идет о проявлениях именно второго чувства, которое субъективно ничем не отличается от «эмпирического страха». Зигмунд Фрейд не отделяет четко эмпирический страх от безотчетного, хотя и признает: «Безотчетный страх обозначает психическое состояние в отрыве от объекта, которым вызван; в то время как “страх эмпирический”, или боязнь, направлен именно на объект»[35]. Однако, с другой стороны, страх, вызванный внешней причиной, Фрейд называет невротическим – и четко отличает его от «безотчетного страха». Оскар Либек в своей книге «Неизвестное и страх»[36] проводит иные границы. С его точки зрения, в страхе всегда присутствует элемент неизвестности (с. 67), а бояться можно только того, что имеет очертания (с. 69), и боязнь кошек или пауков можно с полным правом назвать «боязнью», а страх негра перед неведомой ему молотилкой – «страхом». По его мнению, страх и боязнь могут возникнуть лишь тогда, когда объект, вызывающий их, находится в опасной близости (с. 71). Методы Либека по большей части описательны, и ему это, наверное, выгодно, а поскольку значение слов четко не определено, никто не может запретить ему употреблять их именно так. Но если уделять внимание не только поверхностному впечатлению, а истокам, внутренней сути, воздействию на психические процессы, законам развития и исцелению вредных и пагубных форм, то такая терминология ничего не дает[37].