Таня Гроттер и пенсне Ноя - Дмитрий Емец

Нет смысла объяснять, что в мире магов незрим-трава ценитсякуда больше золота, произвести которое из обычного свинца способен всякийнерадивый аспирант кафедры общей магии, помнящий формулу всеобщности и способныйвычертить перстнем по воздуху пару рун.

Лопухоидам незрим-трава неизвестна по двум простым причинам:первая та, что трава живет только один день и бесполезно искать ее назавтратам, где она была вчера. Вторая та, что трава невидима и поиски ее превращаютсяв гонку за призраком.

Прежде Шурасик выменивал незрим-траву у малютки Клоппика, нотеперь тот растранжирил все запасы, и Шурасику волей-неволей пришлось искать еесамому. Он собирался уже неделю, но все время просыпал, пока не догадалсязаговорить фигурку. Шурасик вооружился ржавым турецким кинжалом, взял вилочкуиз скелета лягушки и отправился в рощу. Здесь он остановился и задумался,соображая, откуда начать поиски.

«Главное, ничего не перепутать. Нож держать в левой руке.Корень брать не рукой, а вилочкой из скелета лягушки, зарытой в муравейнике.Через все препятствия перешагивать левой ногой. На солнце не смотреть. Подороге не оглядываться», – напомнил себе Шурасик.

Задача перед ним стояла непростая. В «Справочникемага-травника»[2]черным по белому было написано, что незрим-трава любит солнце, но не переноситсвета. Предпочитает низины и овраги, но растет исключительно на возвышенностях.Требует постоянного полива, но ненавидит влагу. Кроме того, незрим-трава растетнаоборот – на рассвете она до колена, в полдень чуть выше ступни, на закате жевтягивается в землю, чтобы завтра появиться невесть где.

Шурасик безуспешно раскапывал кинжалом землю, как вдруг вспышкасеми радуг Грааль Гардарики заставила его торопливо опуститься на четвереньки ирезво отползти в лопухи. Он хорошо помнил правило номер пять настоящегомага-травника: когда ищешь незрим-траву, не попадайся никому на глаза – или втот день точно ничего не найдешь.

Прячась в лопухах, Шурасик видел, как, скользнув междудеревьями, на поляну опустились Гурий Пуппер и Прун. Оба были на метлах, оба втемных плащах. Бледный и благородный нос Пуппера был украшен тоненькими очкамив стиле «мальчик-вамп» (№ 45 его уникальной коллекции). Попутно очки Гурия былиснабжены особыми стеклами, позволяющими определять тип атакующей магии и ееинтенсивность. Возможно, по отношению к Ваньке, который не имел таких очков,это было не совсем честно, но, как шутил семейный адвокат Пупперов Хадсон:«Справедливость – понятие несправедливое».

Демонически скрестив руки перед грудью, Гурий прохаживалсяпо роще, пылая от негодования. Изредка он взмахивал рукой, как если бы ужесейчас сокрушал Джона Валяльку боевой искрой.

Зато Прун ощущал себя явно не в своей тарелке. Всюсегодняшнюю ночь он кричал во сне. Его мучали кошмары, что сделают с ним тетиПуппера, если Гурий погибнет. «Бросят в зыбучие пески и, пока я будупогружаться, станут читать мне нотации! А то и того хуже: превратят в подставкудля сапог-скороходов», – мрачно размышлял он.

А еще он думал так:

«И подложили же мне свинью! Почему Гурий не выбралсекундантом Гореанну? Женщина-секундант – это так необычно! К тому же уГореанны есть сглаздамат. От теток она бы как-нибудь отбилась».

Пока Шурасик, выглядывая из лопухов, соображал, что делаютздесь Пуппер и Прун, послышался рев двух приближающихся пылесосов. С одногопылесоса спрыгнул Ванька, с другого – Гуня Гломов. Гуня был единственным, когоВанька сумел разбудить в этот час. Узнав про дуэль, Гуня воодушевился и заявил,что сам будет драться с Пуппером, если тот одолеет Ваньку.

– Как ты с ним будешь драться? У тебя же с магиейневажно! – улыбнулся Ванька.

– У меня есть коронное заклинание Гломус вломус! Стильчугунного кулака! Просто, как истина. Китайские школы отдыхают, японцыотправляются на перекур! – заявил Гуня и нежно посмотрел на свою огромнуюлапищу, которая выглядела так, точно была плодом запретной любви ковшаэкскаватора и боксерской перчатки.

Прежняя сила полностью вернулась к Гуне. Сложно былоповерить, что недавно он лежал на кушетке в магпункте слабый, как младенец. Новсе же пережитое потрясение не прошло для него бесследно. Например, прежнийГуня никогда бы не дал Пупперу такую сложную характеристику:

– Он мне никогда не нравился. Шрамик нагленький на лбу,очочки, галстук… Ну прям сетевой распространитель с Лысой Горы. Я все жду,когда он предложит мне отвертку-фонарик со встроенным датчиком магии вуду илинабор шариковых ручек – дырка от бублика штучка, две дырки кучка.

– Тихо! – сказал Ванька. – Они уже тут!

Гуня и Ванька подошли к Пупперу. Гурий сухо поклонился.

– Ты опоздал, лайподь! Джон Валялька! –укоризненно сказал он.

– Это ты прилетел раньше, Гуся Поффер! – щурясь навсходившее солнце, произнес Ванька.

Проигнорировав его, Пуппер посмотрел на Гуню.

– А вы есть секундант?.. Очень приятно… Пуппер. ПупперГурий, – представился он, одаривая его профессиональной улыбкой.

Гуня тоже вежливо улыбнулся. Улыбка у Гуни была, увы, неголливудская. Максимум мосфильмовская.

– Гуний. В смысле… кгхм… Супергуний! – шаркаяножкой сорок восьмого размера, сообщил он.

Пуппер вежливо приподнял брови.

– Really? Супергуний? – переспросил он.

– А чего? Нельзя, что ли? – набычился Гломов.

– Почему нельзя? Можно! – поправляя очочки,разрешил Пуппер.

«Пуппергурий» и «Супергуний» раскланялись и взаимно потерялидруг к другу интерес.

Воинственный Прун вслед за Гурием тоже возжелал сказатьнечто колкое в адрес второго секунданта, но вовремя посмотрел на Гуню.Блаженная улыбка и удалой размах его плеч заставили Пруна передумать.

– How do you do, mr. Glomoff? – вежливоосведомился он.

– Спасибо, Пруша, помаленьку, – отвечал Гуня,дождавшись от Гурия перевода. Из английских фраз он помнил только «What is yourname?», да и то больше на уровне генетической памяти.

Тем временем удивление подглядывающего Шурасика перешло всевозможные и невозможные границы. Отодвинув носом лопух, он попытался неупустить ни единого звука.

– В первый и… ну это… в последний раз предлагаю вамотказаться от дуэли! – сказал Гломов голосом, который сам по себе исключалвсякое примирение.

Пуппер покачал головой. Ванька фыркнул.