Вступление - Дмитрий Янтарный

— Боюсь, сын мой, при всём моём уважении и благоволении, в этой просьбе я вынужден отказать, — покачал головой король, — ты не понимаешь серьёзности всей ситуации. На мою власть было совершено покушение. Такие действия надо пресекать жёстко, в корне, чтобы в будущем у других даже мысли не возникло затеять подобное. Впрочем, я понимаю твои чувства, — он на несколько мгновений задумался, — хорошо, публично её казнить не будут. Отведите девчонку в крокодилью яму.

Фалкеста вырывалась, умоляла, но тщетно. Я сделал всё, что мог, но и отец прав. Ни один король в здравом уме и твёрдой памяти не простит покушения на свою власть.

Прошло около двух часов. Несмотря на позднюю ночь, сна не было ни в едином глазу. Как, как я мог не заметить, что под моим носом и под моим именем затевают бунт? И так уж ли поверил мне отец? На этот вопрос у меня не было ответа.

Внезапно дверь в комнату открылась. Его величество Арнольд Четвёртый почтил своего сына визитом в такой поздний срок, причём совершенно один. Оставалось только догадаться, почему.

— Как проходит допрос зачинщиков? — безжизненно спросил я, сидя на кровати и обхватив колени — ещё не начали под воздействием средств допроса винить во всем меня?

— Как ни странно — нет, — хмыкнул король, — ни твой телохранитель Ахеол, ни кучер Аркус, ни леди Эшли не сказали ни слова о твоей роли в заговоре.

Меня словно под дых ударили. Все те, кто был мне так предан, оказались в этом замешаны. Как я мог быть так слеп? Как я мог проморгать то, что у меня под носом готовится заговор? Почему, в конце концов, мне ничего не сказали? Я бы разогнал это сборище, успокоил бы людей. Дал бы им понять, что не всё так плохо, что всё ещё наладится. А теперь… чего они этим добились? Только своей собственной смерти.

— И, по правде говоря, у меня нет оснований им не верить, — продолжал тем временем король, — всех вас, своих сыновей, я знаю лучше вас самих. Трон тебе не нужен подавно. С твоими способностями тебе бы больше подошло кресло министра развития. Или какого-то исполнителя. Чтобы можно было полностью отдаться порученному делу, не отвлекаясь на… тонкости и условности придворного поведения. Иметь такую свободу действия, что даже если где-то придётся воспользоваться сомнительными методами, то результат окупит себя кратно, и плодами этого труда будут пользоваться не один десяток лет. И хватит об этом. Если бы я тебе не поверил — ты бы сейчас находился не здесь.

Он достал из кармана старый ржавый ключ и положил его на тумбу перед зеркалом.

— Через двадцать минут твоей подруге зачитают приговор. После этого ей будет дано право на последнее желание. И потом её бросят в яму. Это — ключ от боковой двери этого помещения, которой пользуются слуги, чтобы подкармливать рептилий. Тебе так же должно быть известно, что яма соединятся каналом с городским рвом. У тебя есть где-то двадцать минут. Что делать дальше — ты знаешь сам. Ты здесь Материалист, не мне тебя учить.

— Отец, спасибо, спасибо тебе больше, — совершенно не ожидая такого поворота событий, я вскочил с кровати и обнял его.

— Не спеши, — король пару мгновений позволил себе посмаковать искреннее объятие, после чего отстранился, — нужно выдворить её из Королевства так, чтобы никто не узнал о том, что она жива. Все без исключения люди должны знать, что каждого, кто покусится на мою власть, ждёт смертный приговор. Кроме того, ты должен донести до неё мысль, что она должна свалить так быстро и далеко, как только способна. Второго шанса у неё не будет, сам понимаешь. И да, — многозначительно добавил он, — надеюсь, ты не откажешь и мне в ответной услуге.

— Конечно, отец, — сказал я, — всё, что угодно.

— Я думаю, ты понимаешь, что изловить и казнить всех бунтовщиков нет смысла. Я не мясник и понимаю, что для разрешения вопроса нужно показательно судить и казнить зачинщиков — тогда у остальных крамольные мысли вылетят из голов быстрее пули. Но для ускорения данного эффекта необходимо устранить источник, которым снова можно будет воспользоваться в своих целях.

Помолчав несколько секунд, он добавил.

— Драконий консул прилетает через три дня. А ещё через три дня вы с ним улетаете. Так что в процессе ночной операции, будь добр, действуй аккуратнее. Терять товарный вид сейчас тебе совершено не с руки…

* * *

Невидимый, я скользил по замку, ища то самое место, где был один раз в детстве и куда пообещал себе никогда больше не ходить. Память услужливо подсказывала, как пройти в запретное подземелье. Коридоры, коридоры петляли без конца. Становилось всё холоднее. Но вот, наконец, вдали показались горящие факелы, послышались голоса. И вот она — освещённая площадка. Пятеро стражников и связанная Фалкеста. Сворачиваю в боковое ответвление и, смахнув паутину перед собой, спускаюсь вниз. Я не слушаю, что ей говорят стражники — мне нет до этого дела. Я хочу оставить в памяти ту Фалкесту, которую знал — прямолинейную, гордую, решительную и верную. Вот и дверь, за которой короткий скат вёл прямо в воду. Открыв её, я принялся терпеливо ждать.

Вода подо мной не была неподвижной: крокодилы, привлечённые человеческими голосами, знали, что обычно за этим следует.

И вот, наконец, крик, которого я так ждал, чтобы начать действовать. Я прыгнул, наугад ловя Фалкесту. Мне повезло — я схватил её за талию, и в тот же момент вокруг нас возник хрустальный гроб — первое, что мне пришло в голову — который с оглушительным всплеском рухнул в воду.

Создать хрусталь, который не пропустит воду — это одно. А вот создать хрусталь, который выдержал бы натиск пастей и хвостов десятков крокодильих тел — это совершенно другое. Я точно знал, что на подобное растратил не меньше половины запаса сил. Так что я медленно и аккуратно направил гроб в туннель, который, предположительно, должен был вывести нас.

— Что…что случилось? — спросил ещё не оправившаяся от шока Фалкеста.

Я, зная, что мы уже уплыли из обзора стражников, позволил хрусталю засветиться мягким светом, давая увидеть себя.

— Ах, какое счастье, — прошептала девушка, — я умерла быстро, без мучений, и прекрасный ангел в образе любимого мной Дитриха несёт меня в рай в хрустальном гробу.

Я не обратил внимание на эту фантазию. В конце концов, девушка только что готовила себя к смерти.

— Нет, Фалкеста, это я, настоящий Дитрих. И ты не умерла.

— Но…как же тогда…

— Потом, все вопросы потом! — рыкнул я, чувствуя, как уже начала расползаться по телу слабость.

Девушка послушно замолчала, обняв меня так сильно и крепко, как только можно. А ещё через несколько секунд она разрыдалась, горько и безутешно…

* * *

Несколько часов спустя мы сидели в одной из пограничных таверен, жадно поедая ту нехитрую снедь, которую нам изловчился изготовить трактирщик в пять часов утра. Фалкеста уже была переодета в дорожный комплект одежды, который я предусмотрительно взял с собой.

— Ты должна покинуть Тискулатус, и немедленно, — сказал я, — я спас тебя лишь потому, что мне разрешил сделать это отец. Однако он знает, что ты жива, и гильдия шпионов обязательно получит полный твой портрет. И если тебя где-то увидят, не сомневайся, схватят сразу же. И меня уже здесь не будет, чтобы хоть как-то тебе помочь.