Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр - Федерико Гарсиа Лорка

огни болотные горя?

Ах, любовь,

ты исчезла навеки!

Они апельсины и мирты

несут в андалузское море.

Ах, любовь,

ты прошла, словно ветер!

Масличная равнина

распахивает веер,

запахивает веер.

Над порослью масличной

склонилось небо низко,

и льются темным ливнем

холодные светила.

На берегу канала

дрожат тростник и сумрак,

а третий – серый ветер.

Полным-полны маслины

тоскливых птичьих криков.

О, бедных пленниц стая!

Играет тьма ночная

их длинными хвостами.

Начинается

плач гитары.

Разбивается

чаша утра.

Начинается

плач гитары.

О, не жди от нее

молчанья,

не проси у нее

молчанья!

Неустанно

гитара плачет,

как вода по каналам – плачет,

как ветра над снегами – плачет,

не моли ее о молчанье!

Так плачет закат о рассвете,

так плачет стрела без цели,

так песок раскаленный плачет

о прохладной красе камелий.

Так прощается с жизнью птица

под угрозой змеиного жала.

О гитара,

бедная жертва

пяти проворных кинжалов!

Крик полукружьем

от склона

до склона пролег.

Черною радугой

стянут

сиреневый вечер.

Ай!

По струнам ветров

полоснул

исполинский смычок.

Ай!

(Цыгане в пещерах

прикрыли ладонями свечи.)

Ай!

Слушай, сын, тишину —

эту мертвую зыбь тишины,

где идут отголоски ко дну.

Тишину,

где немеют сердца,

где не смеют

поднять лица.

Бьется о смуглые плечи

бабочек черная стая.

Белые змеи тумана

след заметают.

И небо земное

над млечной землею.

За вещим биением ритма

спешит она в вечной погоне

с тоскою в серебряном сердце,

с ножом на ладони.

Куда ты несешь, сигирийя,

агонию певчего тела?

Какой ты луне завещала

печаль олеандра и мела?

И небо земное

над млечной землею.

Смотрят дети,

дети смотрят вдаль.

Гаснут медленные свечи.

И две девушки слепые

задают луне вопросы,

и уносит к звездам ветер

плача тонкие спирали.

Смотрят горы,

горы смотрят вдаль.

Прорытые временем

лабиринты —

исчезли.

Пустыня —

осталась.

Немолчное сердце —

источник желаний —

иссякло.

Пустыня —

осталась.

Закатное марево

и поцелуи —

пропали.

Пустыня —

осталась.

Умолкло, заглохло,

остыло, иссякло,

исчезло.

Пустыня —

осталась.

Земля суха,

земля тиха,

земля

бездонных ночей.

(Ветер олив

и ветер нагорий.)

Стара

земля

свечей

и горя.

Земля

глубинных криниц.

Земля

запавших глазниц,

стрел над равниной.

(Ветер, путь без границ,

ветер, шум тополиный.)

На темени горном,

на темени голом —

часовня.

В жемчужные воды

столетние никнут

маслины.

Расходятся люди в плащах,

а на башне

вращается флюгер.

Вращается денно,

вращается нощно,

вращается вечно.

О, где-то затерянное селенье

в моей Андалузии

слезной…

Нож,

ты в живое сердце

входишь, как лемех

в землю.

Нет.

Не вонзайте.

Нет.

Нож, ты лучом кровавым

над гробовым

провалом.

Нет.

Не вонзайте.

Нет.

Восточный ветер.

Фонарь и дождь.

И прямо в сердце —

нож.

Улица —

дрожь

натянутого

провода,

дрожь

огромного овода.

Со всех сторон,

куда ни пойдешь,

прямо в сердце —

нож.

Ветром крик повторился.

Эхо – тень кипариса.

(Оставьте меня в этом поле

плакать.)

Рухнуло все, и хлынули волны

безмолвья.

(Оставьте меня в этом поле

плакать.)