Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр - Федерико Гарсиа Лорка

Мрак за далью холодной

кострами изглодан.

(Я говорю: оставьте

меня в этом поле

плакать.)

На улице мертвый лежал,

зажав между ребер нож, —

и был он всем незнакомый.

Фонарь прошибала дрожь.

Мама,

как он дрожал —

фонарик у этого дома!

Уже заря занялась,

а все не закрыли глаз,

распахнутых в мир кромешный.

Покойник один лежал,

и рану рукой зажимал,

и был он чужой, нездешний.

Под покрывалом темным

ей кажется мир ничтожным,

а сердце – таким огромным.

Под покрывалом темным.

Ей кажется безответным

и вздох и крик, унесенный

неумолимым ветром.

Под покрывалом темным.

Балкон распахнулся в дали,

и небеса балконом

текли и в зарю впадали.

Ай, айяйяй,

под покрывалом темным!

Протяжны рыдания

в гулкой пещере.

(Свинцовое тонет в багряном.)

Цыган вспоминает

дороги кочевий.

(Зубцы крепостей

за туманом.)

А звуки и веки —

что вскрытые вены.

(Черное

тонет в багряном.)

И в золоте слез

расплываются стены.

(И золото

тонет в багряном.)

В этом глухом поречье

мы не искали

встречи.

Как я люблю, ты знаешь —

и понапрасну речи!

Лучше ступай тропинкой

к своей округе.

А у меня гвоздями

пробиты руки.

Или не хватит крови

и смертной муки?

Лучше ступай, не глядя,

и я не стану,

и поклонимся оба

Сан-Каэтану,

чтобы в глухом поречье

век не искать нам

встречи.

Колоколам Ко́рдовы

зорька рада.

В колокола звонкие

бей, Гранада.

Колокола слушают из тумана

андалузские девушки

утром рано

и встречают рассветные перезвоны,

запевая заветные

песни-стоны.

Все девчонки Испании

с узкой ножкой,

что на звездочки ранние

глядят в окошко

и под шалями зыбкими в час прогулки

освещают улыбками

переулки.

Ах, колоколам Ко́рдовы

зорька рада,

ах, в колокола звонкие

бей, Гранада!

Дорогами глухими

идут они в Севилью.

К тебе, Гвадалквивир.

Плащи за их плечами —

как сломанные крылья.

О мой Гвадалквивир!

Из дальних стран печали

идут они веками.

К тебе, Гвадалквивир.

И входят в лабиринты

любви, стекла и камня.

О мой Гвадалквивир!

Светляк и фонарик,

свеча и лампада…

Окно золотистое

в сумерках сада

колышет

крестов силуэты.

Светляк и фонарик,

свеча и лампада.

Созвездье

севильской саэты.

Севилья – башенка

в зазубренной короне.

Севилья ранит.

Ко́рдова хоронит.

Севилья ловит медленные ритмы,

и, раздробясь о каменные грани,

свиваются они, как лабиринты,

как лозы на костре.

Севилья ранит.

Ее равнина, звонкая от зноя,

как тетива натянутая, стонет

под вечно улетающей стрелою

Гвадалквивира.

Ко́рдова хоронит.

Она смешала, пьяная от далей,

в узорной чаше каждого фонтана

мед Диониса,

горечь Дон-Хуана.

Севилья ранит.

Вечна эта рана.

Идут единороги.

Не лес ли колдовской за поворотом?

Приблизились,

но каждый по дороге

внезапно обернулся звездочетом.

И в митрах из серебряной бумаги

идут мерлины, сказочные маги,

и вслед волхвам, кудесникам и грандам

Сын Человеческий

с неистовым Роландом.

Мадонна в ожерельях,

мадонна Соледад,

по морю городскому

ты в лодке проплыла:

сама – цветок тюльпана,

а свечи – вымпела.

Минуя перекаты

неистовых рулад,

от уличных излучин

и звезд из янтаря,

мадонна всех печалей,

мадонна Соледад,

в моря ты уплываешь,

в далекие моря.

Спешите, спешите скорее!

Христос темноликий

от лилий родной Галилеи

пришел за испанской гвоздикой.

Спешите скорее!

Испания.

В матовом небе

светло и пустынно.

Усталые реки,

сухая и звонкая глина.

Христос остроскулый и смуглый

идет мимо башен,

обуглены пряди,

и белый зрачок его страшен.

Спешите, спешите за Господом нашим!

Лола

поет саэты.