Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр - Федерико Гарсиа Лорка

увядшие зори,

и синие звезды,

и времени листья;

есть души, где прячутся

древние тени,

гул прошлых страданий

и сновидений.

Есть души другие:

в них призраки страсти

живут. И червивы

плоды. И в ненастье

там слышится эхо

сожженного крика,

который пролился,

как темные струи,

не помня о стонах

и поцелуях.

Души моей зрелость

давно уже знает,

что смутная тайна

мой дух разрушает.

И юности камни,

изъедены снами,

на дно размышления

падают сами.

«Далек ты от Бога», —

твердит каждый камень.

Страшно мне туманом

затканного луга

и сырых обочин

с палою листвою.

Если задремлю я,

разбуди, подруга,

отогрей дыханьем

сердце неживое.

Что за эхо дошло

и откуда?

Это ветер в стекло,

мое чудо!

Нес тебе мониста,

где горели зори.

Что же на дороге

брошен, обделенный?

Без тебя и птица

высохнет от горя,

и не брызнет соком

виноград зеленый.

Что за эхо дошло

и откуда?

Это ветер в стекло,

мое чудо!

И никто не скажет,

сказка снеговая,

как тебя любил я

на рассвете мглистом,

когда моросило

не переставая

и сползали гнезда

по ветвям безлистым.

Что за эхо дошло

и откуда?

Это ветер в стекло,

мое чудо!

Деревья,

на землю из сини небес

пали вы стрелами грозными.

Кем же были пославшие вас исполины?

Может быть, звездами?

Ваша музыка – музыка птичьей души,

божьего взора

и страсти горней.

Деревья,

сердце мое в земле

узнают ли ваши суровые корни?

Солнце село. Деревья

молчат задумчивей статуй.

Печаль жерновов застывших,

нивы,

дочиста сжатой!

Пес лишился покоя,

Венеру в небе почуя —

яблоко налитое,

не знавшее поцелуя.

Пегасы росного лета,

звенят комары в зените.

Пенелопа лунного света

прядет вечерние нити.

«Уснешь – спасешься от волка!» —

толкуют овцы ягнятам.

«Осени ждать недолго?» —

шепчет цветок примятый.

Скоро, порой вечерней,

сойдут пастухи с отрога,

дети возле харчевни

начнут играть у порога

и песен любовных грусть

припомнят старые стены,

что знают их наизусть.

Острая звезда-алмаз,

глубину небес пронзая,

вылетела птицей света

из неволи мирозданья.

Из огромного гнезда,

где она томилась пленной,

устремляется, не зная,

что прикована к вселенной.

Охотники неземные

охотятся на планеты —

на лебедей серебристых

в водах молчанья и света.

Вслух малыши-топольки

читают букварь, а ветхий

тополь-учитель качает

в лад им иссохшею веткой.

Теперь на горе далекой,

наверно, играют в кости

покойники: им так скучно

весь век лежать на погосте!

Лягушка, пой свою песню!

Сверчок, вылезай из щели!

Пусть в тишине зазвучат

тонкие ваши свирели!

Я возвращаюсь домой.

Во мне трепещут со стоном

голубки – мои тревоги.

А на краю небосклона

спускается день-бадья

в колодезь ночей бездонный!

Море смеется

у края лагуны.

Пенные зубы,

лазурные губы…

– Девушка с бронзовой грудью,

что ты глядишь с тоскою?

– Торгую водой, сеньор мой,

водой морскою.

– Юноша с темной кровью,

что в ней шумит не смолкая?

– Это вода, сеньор мой,

вода морская.

– Мать, отчего твои слезы

льются соленой рекою?

– Плачу водой, сеньор мой,

водой морскою.

– Сердце, скажи мне, сердце, —

откуда горечь такая?

– Слишком горька, сеньор мой,

вода морская…

Море смеется

у края лагуны.

Пенные зубы,

лазурные губы…

Со всех сторон

безлюдье.

Со всех сторон.

Сиротский звон

сверчка.

Сиротский звон.

Сон бубенца

во мраке.

Сон…

Вол

не спеша

опускает ресницы.

В стойле жара…

Это прелюдия ночи

длится.

Старые

звезды —

глаза их слезятся от света.

Юные

звезды —

подсинены сумерки