Бархатная лисица - Кэтрин Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькие ручки в перчатках были сложены вместе, в кудрявых рыжих волосах сверкали маленькие серебряные гребешки. Она улыбалась и ждала.
Серен сухо произнесла:
– Извините меня за то, что я назвала ваши уроки глупыми.
– И за то, что убежала из дома под дождь, – подсказала миссис Вильерс.
– И за то, что убежала из дома под дождь, – послушно повторила Серен.
– Мэм.
– Мэм. – Серен надеялась, что в её голосе прозвучало раскаяние. Для пущего впечатления она опустила глаза в пол, словно была пристыжена.
Миссис Ханибон покачала головой и холодно произнесла:
– На самом деле тебе следует извиниться перед Томосом. Куда ты дела фигурки с карусели?
– Я их не брала. – Серен умоляюще посмотрела на леди Мэр.
– Ах, Серен…
– Я говорю правду! Я не знаю, где они.
Миссис Ханибон издала короткий вздох.
– Как не стыдно быть такой упрямой!
– Какой позор, – сурово произнесла миссис Вильерс. – Возможно, ты всё вспомнишь, дерзкая девчонка, если на ужин получишь только хлеб с водой. – Она обернулась к леди Мэр: – Как вы считаете?
– Что ж… – медленно проговорила та. – Если вы думаете, что так будет лучше…
– Я в этом уверена, – кивнула экономка и повернулась к девочке: – Марш в кровать, негодница.
Серен с прямой спиной направилась к двери. Но смириться с несправедливостью она не могла, а потому в последнюю минуту развернулась и сказала леди Мэр:
– Хорошо, я расскажу вам. Но вам не понравится то, что вы услышите. Фигурки, должно быть, забрал Томос. Я видела, как он ходит во сне.
Леди Мэр изумилась, но миссис Ханибон тут же вскрикнула:
– О, какая низость! Обвинять дорогого Томоса! Все знают, что он не мог так поступить!
Леди Мэр опечалилась ещё сильнее. Она покачала головой, и, пока Серен не успела ничего возразить, миссис Вильерс вытолкала её из комнаты и отвела наверх, нещадно браня по дороге.
Оказавшись в своей комнате, Серен сняла мокрое платье и вытерла волосы полотенцем. Миссис Вильерс свернула её одежду.
– Посиди здесь и подумай о своём поведении. Должна сказать, я бы никогда не подумала, что ты способна на такой подлый поступок.
Серен открыла было рот, чтобы ответить, но за экономкой уже захлопнулась дверь.
Серен немного посидела, дрожа от холода в белье и нижней юбке. Она чувствовала себя ужасно: её словно протащили через живую изгородь и исцарапали кожу, повыдирали пряди волос и даже искололи шипами само сердце. Но теперь у неё был план.
Она надела старое синее платье и достала из-под подушки заветную шкатулку. Всё было на месте. Серен с грустью коснулась браслета и стала искать перо Ворона. На мгновение её охватил ужас: а вдруг оно пропало? – но нет, вот оно, такое же потрёпанное и чёрное, как раньше.
Серен пригладила пушистые бородки, нашла перочинный нож и заточила кончик пера так, чтобы им можно было писать. Потом осторожно сделала крошечный надрез.
Затем девочка подошла к столу у окна, открыла чернильницу и обмакнула в неё чёрный кончик пера. На нём повисла капля чернил.
Бумаги у неё не водилось, и пришлось вырвать страницу из учебника. За это ей, конечно, достанется ещё больше, но сомневаться времени не было.
Серен вывела на бумаге:
Дорогой Ворон!
Надеюсь, ты здоров.
Прошу, поскорее возвращайся в Плас-и-Фран! Ты разрешил написать тебе, если я попаду в беду, и вот – я в беде. В доме творится что-то плохое. Новая гувернантка привезла таинственную игрушку, которая, как мне кажется, заколдована. И я думаю, что эта гувернантка – одна из Них…
Девочка перестала водить пером по бумаге и прислушалась.
Что это там в коридоре – лёгкий скрип половиц? Серен положила перо, на цыпочках подкралась к двери и выглянула наружу, но коридор казался пустым: картины и шкафы с посудой утопали в полумраке.
Девочка вернулась к столу. Вечерело. Комната уже почти погрузилась в темноту, камин не горел, а потому Серен не могла зажечь свечу. Она снова обмакнула перо в чернила. Кончик царапал бумагу, писать было трудно; буквы выходили неровными, из-под пера летели брызги и капали кляксы.
– Вот ведь морока, – пробормотала Серен, но закончила письмо:
Она добивается расположения Томоса, а на меня возводит напраслину. Вероятно, она даже хочет избавиться от меня, и ей это, скорее всего, удастся, потому что миссис Вильерс и леди Мэр по её наветам винят меня во всех смертных грехах. Пожалуйста, прилетай поскорее.
Твой искренний друг,
P. S. Я скучаю по тебе.
Девочка промокнула написанное и, аккуратно сложив письмо, нахмурилась: и что теперь с ним делать?
У неё ведь нет адреса!
От этой мысли она так расстроилась, что даже не услышала, как в оконное стекло стукнул крошечный камешек. Чуть позже стук повторился.
Серен подбежала и открыла створку окна. Внизу на гравиевой дорожке кто-то стоял – в сумерках трудно было разглядеть кто именно.
– Я слышал, что тебе не разрешают выходить из комнаты. Сочувствую! – прошептал знакомый голос.
– Ой, Гвин! – обрадовалась девочка.
– Ты правда сломала карусель?
– Конечно же, нет. Послушай, Гвин, мне надо отправить письмо так, чтобы никто об этом не узнал, особенно гувернантка.
– Хорошо. Бросай его сюда.
Серен повернулась в комнату и стала быстро соображать. Вроде бы брат Ворона Энох говорил, что повезёт его в Йорк к одному волшебнику, чтобы тот расколдовал птицу. Значит, если написать: «Англия, Йорк, мистеру Эноху», – письмо может дойти до адресата.
– Бросай скорее! – поторопил Гвин.
Серен написала адрес и запечатала послание. Затем она высунулась из окна, протянув руку, и в этот миг внезапный порыв ветра выхватил из её пальцев письмо.
– Нет! – крикнула девочка, но было уже поздно: ветер подхватил невесомый кусочек бумаги, поднял его в небо, и письмо, как огромный мотылёк, воспарило над садом.
– Лови его, Гвин! Лови!
Мальчик побежал догонять сложенный листок, но тот не парил в воздухе. Он пролетел над озером и теперь реял над лесом.
Наконец письмо скрылось из виду, пропав в осенней ночи.
– Что это ты делаешь, свесившись из окна? – раздался вдруг позади девочки голос.
Серен быстро обернулась. На пороге стояла миссис Ханибон с подносом в руках.
Девочка тут же отскочила от окна, но гувернантка была уже в комнате; она подошла к столу, поставила на него поднос с чашкой воды и тарелкой с намазанным маслом хлебом и взяла воронье перо, крепко вцепившись в него маленькими пальцами в перчатке.