Дорамароман - Михаил Захаров

пытается обмануть зрителя. С одной стороны, Маша Ариманова преуспела, потому что сумела обвести своих читателей вокруг пальца и преподнести абсолютную, если выражаться языком дрэг-перформеров, realness; с другой стороны, ей не удалось субверсировать представления о том, как может выглядеть и вести себя женщина (она по-прежнему должна быть сексапильной, чтобы провоцировать интерес). Иными словами, Маша демонстрирует эрудицию, облеченную в визуально привлекательную для мужского гетеросексуального взгляда обертку.

Чтобы получить контроль над мужской аудиторией, чтобы ее восхваляли, как Баст на страницах «Американских богов» Нила Геймана, Маша должна была обрести контроль над миром бесконечных путешествий: должна была разбираться в комиксах, кино и оружии («допотопные пистолеты, мушкетоны, пищали, кистени»), появляться с минимумом одежды в самых безумных фотоколлажах и с полураспахнутым ртом на черно-белых фотографиях, должна была стать всегда недосягаемой, вечно доступной. Она должна была постоянно меняться, никогда не быть одинаковой, быть многоликой, не знающей границ, предстающей то в одном, то в другом обличье, будто ночь 31 октября растянули в целую вечность. Маша и ее письмо, так непохожее на тотальное мужское письмо, влекли и изменили меня. Учитывая, что Зофия Лавик — это псевдоним (девушки с именем Зофии Лавик никогда не существовало, кроме как в порнографической реальности), Маша Ариманова представляет собой конечный симулякр — сфабрикованную, синтезированную женщину, торжественно шагающую по трупам Авторов.

Для меня Маша сумела опровергнуть стереотип о том, что о видеоиграх пишут только мужчины с пивным животом и кризисом среднего возраста. И хотя персонаж Маши был во всех отношениях революционным (она могла критиковать видеоигровую индустрию и корпорации[42], беспощадно высмеивая штампы порнографических квестов[43] и мизогинию[44]), Game.EXE продолжали помещать полуобнаженных женщин на экраны мониторов в секции «Железо». С одной стороны, Маша хорошо осознает степень сексизма игровой индустрии[45]: она пишет о женщинах с позиции эмпауэрмента[46], солидарности и самоиронии, обличая гендерные стереотипы. С другой стороны, она иногда способна на откровенный сексизм[47] и обладает довольно сальными взглядами на ненормативную сексуальность[48]. Маша ранит обоюдоострым лезвием: сексистов — своей неприкаянностью, феминистов — аффилиацией с сексистским журналом.

Маша Ариманова была удивительным литературным экспериментом, пришедшимся на время, когда игровая индустрия еще не стала настолько прожорливой, чтобы уничтожить любое проявление творчества, подобно гигантскому шару Катамари. Ее интонация и чувствительность были настолько отчетливы и беспримесны, что по-прежнему сложно осознать, что эти тексты мог написать кто-то еще. Но что, если не Маша была личиной Башкирова, а наоборот? Что, если она была чревовещателем, руководителем студии motion capture? Что, если аватар имеет куда большее значение, чем тот, кто сидит за клавиатурой?

Когда-то художник Уильям Уолкотт стал Прометеей, потому что идеи не умирают.

3. приключение, ночь, затмение

Обещала себе пару раундов, но тяга к экспериментированию победила. Проведя пару часов за Façade (этот, не побоюсь сказать, опыт доступен для бесплатного скачивания на http://www.interactivestory.net), я несколько раз обнаружила себя в вольере с тиграми, еще несколько раз в клетке с пушистым кроликами и один раз даже в разговоре с обыкновенными людьми… Но этих случаев было гораздо меньше, чем тех, когда мне хотелось, чтобы моральная дилемма Façade (то есть «Фасада», «Видимости») приобрела в весе и игроку представилась возможность убить его, ее или их обоих!!

Помните, как в издевательском «Море» не было понятно, кто играет — пользователь в игру или игра пользователем? Это шизофреническое ощущение, когда не понимаешь, находишься ли у руля, можешь ли взять ситуацию под контроль, в состоянии ли одолеть фатум… Представьте, что действие происходит не в охваченном чумой городе, а в апартаментах на Манхэттене. В этой комнате (или лучше — «Комнате»?) кипят страсти, которым позавидовал бы сам Томми Вайсо: механические буратино Грейс и Трип по-детски всплескивают ручками, напиваются дорогущим цифровым мерло и скандалят. Сценарий всякий раз генерируется случайным образом, но есть общая канва: она обвиняет его в манипуляции, ему не нравится то, как она обставила их комнату, а вы — занавес раздвигается — играете их давнего друга/подругу, который/ая навещает пару спустя много лет.

Тут важны не пользовательские навыки и не умение быстро жать на кнопки (это, прямо скажем, не quick time sequences из «Фаренгейта»), а познания ПК-юзера в человеческих отношениях: путем прямого взаимодействия с семейной парой на грани распада игрок волен а) помирить их, б) помочь им полюбовно разойтись, в) спровоцировать скандал и быть выставленным за дверь. Игрушка кажется забавной ровно до того момента, пока история не оказывается пронзительно жизненной. Façade — игра обо всех провалившихся браках, обо всех провалившихся гетеросексуальных отношениях (у меня таких никогда не было, но, полагаю, так выглядят они все). Это не совсем видеоигра и не совсем пьеса, а что-то посередине. Мне нравится эта мысль: сделать игрока актером. И пускай алгоритмы не всегда реагируют адекватно (есть ли что-то хуже эмулируемое, чем человечность?), это уже что-то! Теперь, когда я окажусь в эпицентре семейного конфликта, буду начеку: никогда не давать им напиваться; уделять обоим равное внимание; стараться поменьше умничать.

Для справки прикладываю перевод транскрипта одного из раундов, когда я была в особенно синефильском настроении. Игра начинается с того, что вы слышите крики Трипа и Грейс, стоя на пороге их квартиры.

Façade Транскрипт Чт Июль 12 19 02 23 2018

МЭРИ: я шутка, которая зашла слишком далеко…

ТРИП: Где новые винные бокалы?

ГРЕЙС: Зачем?

ТРИП: Разве не очевидно?

ГРЕЙС: Господи, Трип, прошу тебя, не превращай всё в спектакль!

ТРИП: Иисусе, Грейс, разве я многого прошу?

МЭРИ: в «сценах из супружеской жизни» (1973) он говорит: «как бы горько это ни прозвучало, вот правда: мы эмоционально неграмотны; мы всё знаем об анатомии и африканском сельском хозяйстве, наизусть знаем математические формулы, но ни черта не знаем о разуме. мы не знаем, что движет людьми»

(МЭРИ стучит в дверь.)

ТРИП: Она здесь!

ГРЕЙС: Что? Ты же говорил, что она придет через час!

МЭРИ: бля

ТРИП: Нет, она пришла вовремя!

ГРЕЙС: Боже… Трип! Думаю, ты знаешь, что я хочу сказать.

ТРИП: Ладно-ладно, я всё сделаю, хорошо??

ГРЕЙС: Я должна была у тебя спросить несколько….

ТРИП: Отстань! Я всё улажу!

МЭРИ: так вот какая она — эта клевая игра…

ГРЕЙС: Хорошо, Трип… хорошо…

(ТРИП открывает дверь.)

ТРИП: Мэри!! Эй! Так приятно видеть тебя! Прошло столько… (Неловкая пауза.)

МЭРИ: зови меня маша

ТРИП: Э, хех, приятно тебя видеть.

(МЭРИ обнимает ТРИПА.)

(МЭРИ целует ТРИПА.)

ТРИП: О, ха-ха, европейское приветствие! Класс! (Неловкая