Кукла крымского мага - Мария Спасская

В редакции девушку встретили холодно. Главный редактор и издатель «Аполлона» Сергей Маковский, одетый дорого и со вкусом, окинул непрезентабельную посетительницу придирчивым взглядом и равнодушно разрешил прочесть что-нибудь из последнего. Лиля начала читать, и тут, как нарочно, в комнату вошел Гумилев. Лиля поперхнулась от неожиданности, а отвергнутый жених присел на стул и принялся сверлить ее глазами, наблюдая, как бывшая невеста смущается под его колючим взглядом. Когда со сбивчивой декламацией было покончено, Маковский склонил в полупоклоне напомаженную голову, сверкнувшую идеальным пробором, надменно поблагодарив, и сообщил, что ее стихи журналу не подходят. И Лиля вышла из редакции, хромая сильнее обычного. И вот она спешит по Лиговскому проспекту к Максу, глотая слезы и негодуя на себя за то, что она такая нескладная, бездарная и самонадеянная.

Волошин квартировал в доме на Глазовской, поселившись у графа Толстого. Алексея Николаевича Лиля только что встретила в редакции и поэтому была уверена, что Волошин в квартире один. Не чувствуя под собой ног, Лиля приблизилась к доходному дому с лепниной на пышном фасаде, потянула на себя тяжелую дубовую дверь парадного, взбежала на нужный этаж и позвонила в квартиру. Открывшая дверь прислуга отшатнулась в сторону, увидев раздосадованное Лилино лицо, и Макс, вышедший в прихожую на шум, буквально подхватил рыдающую подругу на руки. Горничная, недоумевая, скрылась в глубине квартиры, оставив Волошина с гостьей наедине. Уткнувшись ему в плечо, Лиля, всхлипывая, быстро заговорила:

— Я знала, что так будет! Мои стихи не приняли! Сказали, не подходят!

— Лиля, зайди, — настойчиво втягивая девушку в комнату, проговорил Волошин. — Успокойся, прошу тебя. Хочешь чаю?

— Какой чай, Макс? — плачущим голосом прокричала она. — Я бездарность! Я урод! Если бы ты видел, с какой брезгливостью на меня смотрел Маковский!

— Ну что ты, Лиля! — проникновенно воскликнул Макс, прижимая девушку к себе. — Ты очень мила и талантлива! И у тебя по-настоящему хорошие стихи!

Волошин обнял ее за плечи и, не давая скинуть плащ, подвел к большому, во весь рост, зеркалу, стоящему у стены его комнаты. Поставив подругу перед зыбким стеклом и шагнув в тень, исчезая за витой золоченой рамой, Волошин торжественно произнес:

— Вглядись в себя внимательно, Лиля. И ты увидишь свою суть.

* * *

Оставшись одна на лестничной площадке, я приблизилась к отцовской квартире и позвонила. И, странное дело, дверь тут же распахнулась, как будто меня уже ждали. За дверью никого не оказалось, и я по инерции перешагнула порог и прошла внутрь квартиры, в темный коридор, единственным источником света в котором была узкая желтая полоса, пробивающаяся из-под двери кухни. В нос мне ударил крепкий запах химикатов и чего-то еще, неприятного и едкого. Я коснулась пальцами стены коридора и двинулась вперед. Но не успела я пройти и нескольких шагов, как за моей спиной щелкнул выключатель, и, обернувшись на звук, я увидела Сирина. Викентий Палыч стоял у стены, и суровое лицо его, изборожденное морщинами, выражало каменное спокойствие. Слюдяным блеском отливали очки, не скрывая устремленного на меня свинцового взгляда. Шагнув к входной двери, он запер ее на замок и накинул цепочку. Склонил голову набок, оглядел дело рук своих и, развернувшись, двинулся вперед.

— Добро пожаловать в нашу скромную обитель, — скрипуче произнес он, огибая меня и удаляясь в конец коридора.

Я сразу заметила, что этот коридор гораздо короче того, что находится в квартире Ольги, и заканчивается он узкой дверью, какие обычно бывают у кладовок. А над кладовкой нависают забитые свертками антресоли. По противоположной от кухни стене виднелись три комнаты, а четвертая располагалась напротив. Я в растерянности застыла, не зная, куда мне идти. Сирин приблизился к одной из трех дверей и толкнул ее, собираясь скрыться в комнате.

— А мне куда? — смущенно улыбнулась я.

Сосед указал на единственную комнату, находящуюся со стороны кухни. Я двинулась к жилищу отца. Дернув дверь, убедилась, что она заперта, но на крюке слева висел длинный ключ с массивными бороздками. Немного повозившись с заедающим замком, я вошла в комнату. На меня пахнуло холостяцким жилищем молодящегося мужчины творческой профессии. На стенах черно-белые психоделические обои в крупных спиралях, в центре комнаты пустующий столик для лэп-топа из качественного черного пластика, рядом с ним дизайнерское рабочее кресло с эргономичной спинкой, в углу пухлый белый диван, а перед ним плазма на подставке. Давно не циклеванный дубовый паркет застелен тростниковой циновкой, скрывавшей выбитые фрагменты пола. Я бросила сумку на диван и огляделась по сторонам в поисках компьютера отца, но ничего похожего не наблюдалось. У профессионального журналиста — и нет компьютера? Такого просто не может быть! Это тем более странно, что другая техника присутствует в полном объеме. На подоконнике за серебристыми, с крупными листьями, занавесками, расположился принтер со сканером и прочая оргтехника. Здесь же поблескивал стальными боками электрический чайник и кофеварка. Я открыла темную дверцу шкафа из ИКЕИ, полагая, что планшетник может быть там, и оглядела убористые ряды книг. Среди собраний сочинений классиков и подписных изданий, во времена социализма водившихся в каждом приличном доме, легко угадывались современные книги. Отдельная полка была отведена под Грефов. Вытащив первую попавшуюся под руку книгу, я раскрыла ее и с первых же строк погрузилась в атмосферу интриги и тайны. Опустившись на диван, с головой ушла в чтение и очнулась только тогда, когда дочитала последнюю страницу.

Спохватившись, что просидела как околдованная, три с лишним часа, хотя всю дорогу мечтала принять душ и улечься в постель, я вышла в коридор и обомлела. Над входной дверью нависала деревянная фигурка черта, вырезанная из потемневшего от времени корня, которую я не заметила раньше. Я огляделась по сторонам. Соседа нигде не было видно, и мне сделалось как-то не по себе. Под ногами отчаянно скрипели истертые ромбы паркета, навевая мысли о древности этого дома и призраках, которыми он вполне может быть населен. Неприятный холодок пробежал по спине. Засосало под ложечкой. Меня окружали зеленые, выкрашенные масляной краской стены и давно не беленный потолок, высокий, серый, с отбитой по углам лепниной. Вокруг тусклой лампочки, освещавшей коридор, скользили черные тени, и мне начало казаться, что это бес шевелится и отбрасывает единственной имевшейся у него рукой рваную тень. Стараясь не смотреть на фигурку над дверью, я устремилась по квартире в поисках ванной комнаты. Обнаружилась она в самом конце кухни, рядом с туалетом. Я споткнулась, чуть не упав, на выщербленной плитке, миновала кухонный стол с изрезанной клеенкой, шкаф с разномастной посудой, старую газовую плиту и табуретки у стены. Остановилась перед одинаковыми дверями и по очереди принялась дергать за потемневшие от времени ручки. Правая дверь была заперта, и сколько я ни тянула ее на себя, она так и не поддалась. За второй дверью оказался туалет с невероятной конструкции унитазом, виденным мною ранее лишь в старых фильмах. А также ванна. Ванна была вся покрыта ржавчиной и совершенно лишена эмали, а около нее валялись горы окровавленного тряпья, издающего чудовищную вонь. Похоже, централизованной подачи горячей воды в доме не было, ибо над ванной серела вековой грязью газовая колонка. Огня в ней не оказалось, а как ее включать, я не имела ни малейшего представления. И я отправилась за помощью к соседу. Не глядя на беса, парящего над безрадостной обстановкой отцовской коммуналки, постучала в одну из соседских дверей. Мне не ответили, и я толкнула дверь плечом. Заперто. Значит, попробуем постучать в следующую комнату. Я шла от одной двери к другой, стучала, ждала, дергала ручку, убеждалась, что и эта дверь закрыта, и переходила к следующей. Осталось последнее помещение. Я с силой стукнула по крашенному белой краской дереву, и дверь медленно поползла в сторону, приоткрываясь под напором моего кулака.