Ремесло - Леонид Бершидский

У Сергея Довлатова тоже есть книга под названием «Ремесло». Она начинается словами «С тревожным чувством берусь я за перо».

Довлатов с тревогой брался за описание своей литературной карьеры, потому что не был уверен в «поучительности своей исповеди»: в тот момент он еще не был знаменитым автором. Не был даже успешным. Ради «нормального биологического существования» занимался «газетной поденщиной». Но про нее Довлатов написал другую повесть — «Компромисс».

Я не обладаю довлатовским литературным даром, да что уж, — и его благоприобретенной способностью по-аптекарски отвешивать ровно столько слов, сколько нужно, чтобы рассказать историю. Я оцениваю свой литературный дар реалистично, то есть невысоко. Возможно, поэтому журналистика для меня — главное ремесло. А уже по этой причине я всю жизнь стараюсь избегать в нем компромиссов. Я не могу сказать себе: Леня, ты это делаешь временно, только ради куска хлеба, вот сочинишь великий роман — и все грешки, все срезанные углы тебе спишутся. Насколько мерзка или, наоборот, приятна мне по утрам физиономия в зеркале — напрямую зависит от того, как я практикую мое ремесло.

В результате, в отличие от Довлатова, я уверен в поучительности моей истории. За последние 20 лет я стал соавтором нескольких громких медийных успехов — газеты «Ведомости», российского и украинского проектов корпорации Forbes, сайта Slon.ru — и нескольких не менее ярких провалов: еженедельников «Русский Newsweek» и SmartMoney, неудачного перезапуска журнала «Огонек» в 2005 году. И это еще не все проекты, в которых я поучаствовал. За эти годы у меня накопились примеры, пожалуй, на все случаи жизни.

Но и я начинаю писать эту книгу с тревогой. И вот почему.

Мое понимание нашего с вами, коллеги, ремесла становится все более экзотическим. Я вырос как журналист и редактор с расхожей в те времена формулой: «Новости — это то, что кто-то хотел бы скрыть. Остальное — реклама». Эту фразу приписывали восьми разным гуру, от Джорджа Оруэлла до лорда Нортклиффа, первого издателя Daily Mail, и Рэндольфа Херста, благодаря которому мир обрел крупный медиабизнес и утратил возможность легально курить марихуану. Никто из этих восьми, кажется, ничего подобного не говорил, по крайней мере, первым. Но какая разница, кто сформулировал аксиому, правда?

Сейчас много желающих поспорить с анонимной мудростью. Или позадавать каверзные вопросы. Например: а если тот, кто не хочет публикации, прав? А тот, кто добивается публикации, — черный пиарщик, состряпавший слив на конкурента? А как же интересы владельца, сохранность его денег, вложенных в другие проекты, и рабочих мест, на эти деньги созданных? Как же интересы страны, в конце концов, мы ведь не хотим дурного нашей родине, или?..

Грань между информацией и рекламой, информацией и пиаром, информацией и пропагандой для многих стала стираться.

Обратная сторона этой медали — постоянно и заметно снижающаяся техническая подкованность журналистов, все меньшее внимание к слову. Нет никакого смысла вылизывать текст, имеющий исключительно служебное значение, проходной, а то и вовсе заказной. Когда ремесленник не может гордиться тем, что делает, он гонит брак.

Для потери ремесленных ориентиров сейчас предостаточно оснований. Не прекращаются разговоры о том, что журналистика как профессия умирает. Теперь ведь каждый может публиковать, что знает и видит, посредничество редакций вроде бы и не нужно. Традиционные бизнес-модели «поплыли», зарабатывать на рекламе, какую мы привыкли видеть в печатных СМИ, все труднее. А раз апокалипсис, раз конец света — грабь, жги, насилуй гусей! Кому нужны устаревшие правила, стандарты, дурацкое вышивание крестиком?

Разговоры о тонкостях ремесла подменяются футурологией, потому что она сексуальнее — и потому что за футурологические построения отвечать придется в туманном будущем. А скорее через полгода все о них забудут, и можно будет создавать новые, не менее захватывающие.

Кто помнит теперь имена пророков, убеждавших рынок, что скоро сорвут банк мобильные приложения, а сайты умрут? Даже Руперт Мердок, поставивший дорогой неудачный эксперимент с газетой-приложением The Daily, вряд ли может точно сказать сейчас, кто именно его соблазнил.

Как пел Роджер Уотерс,

Моя тревога — о том, что за разговорами на тему «быть или не быть» мы забываем о простых вещах, без которых ответ «не быть» становится единственным, как ни крути.

В этой книге не обсуждается будущее, потому что оно поливариантно. Теория вероятности, моделирование многофакторных систем — удел ученых. А здесь речь пойдет не о науке, а о ремесле, по сути таком же, как сапожное дело или, скажем, игра на скрипке. Есть множество способов сделать красивую и удобную пару туфель или блестяще исполнить концерт Сибелиуса. Но все эти способы стоят на прочной, простой основе, которую и называют ремеслом. Если сапожник начнет забивать в подошву пятидюймовые гвозди, он наделает дырок в пятках клиента. Как писал Леопольд Моцарт в трактате «О фундаментальных принципах игры на скрипке», если не прижимать инструмент подбородком, «он будет выпадывать».

Для сапожников и скрипачей будущее уже много раз наступало и не изменило основ. Не изменит и для нас: описываемая реальность и приемы описания становятся разнообразнее, но сущность ремесла остается прежней. Это две вещи:

1. Принципы.

2. Техника.

Моя знакомая московская красавица, в начале 90-х вышедшая замуж за рохлю-американца из хорошей семьи, говорила: «Принципов должно быть мало, но они должны быть гибкие». Я согласен с ней только частично, вернее, ровно наполовину.

Я принадлежу — теперь это уже очевидно — к меньшинству, которое считает, что догматичное соблюдение немногочисленных правил, некоего катехизиса — необходимая основа для сохранения нашего ремесла, для того, чтобы оно, как всякое другое, и дальше передавалось из поколения в поколение. И оставалось востребованным.

У каждого опытного ремесленника своя редакция этого катехизиса, и о тонкостях наших редакций мы можем до хрипоты спорить между собой. Но каждый из нас интуитивно чувствует, когда отклонение от сути правил становится критическим. Если не признается в этом публично — не значит, что не чувствует. Просто пытается подавить дискомфорт апломбом, завалить словами. А от зеркала по утрам будет отворачиваться.

Я надеюсь передать читателю это интуитивное ощущение.

Впрочем, оно будет совершенно бесполезным, если не задумываться о технической стороне дела. Правильно скроенный и сшитый текст становится сейчас редкостью — до такой степени, что скоро умение кроить и шить сделается конкурентным преимуществом. Мне бы хотелось обсудить с вами плюсы и минусы перфекционизма.