Болваны - Александр Галкин

БЛАЖЕННЫ АЛЧУЩИЕ...

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся (Ев. от Матфея, 5, 6; поется церковным хором во время Божественной Литургии в числе других "Заповедей блаженств").

1.

Птицыну снилась собственная смерть.

Птицын был большим арбузом. Широкий нож с длинным лезвием вонзился в его макушку и рассек надвое красную арбузную плоть. Снизу на белую скатерть вытекла лужица крови.

Энергичные руки двумя точными движениями вырезали сочную мякоть со дна и с боков арбузной корки и вывалили все содержимое на белоснежную скатерть.

Дальше сновидение Птицына как бы раздваивалось. Кроваво-красная мякоть арбуза превратилась в огненную лаву, медленно сползавшую со склона горы.

А вычищенные пол-арбуза стали представлять глубокую горную впадину, дно которой заполнила многотысячная толпа. Люди, задрав головы, глазели на вершину гигантского многоступенчатого храма, где на полукруглой площадке перед святилищем, происходило некое действо, привлекшее всеобщее внимание.

Храм был высечен в громадной скале, и святилище уходило в глубь горы. Слева от храма, по склону горы, на каменных тронах, прятавшихся в тени пещеры, восседали мужчина и женщина, головы которых украшали белые и красные перья. По другую сторону храма, над пропастью, нависла гигантская фигура вырубленной в камне изогнувшейся кошки, дикой кошки - рыси или пумы. Она прильнула каменным боком к отвесной скале. На ее отшлифованной до зеркального блеска спине играли лучи предзакатного солнца. Кошка мигнула красными глазами: в ее глазницах сверкнули цветные стекла.

Мужчину на троне Птицын не разглядел, а женщину он рассматривал пристрастно и настороженно. Она показалась ему до странности знакомой. Она была облачена в красное, расшитое золотом платье, чем-то похожее на греческую тунику; на плечи наброшена пятнистая шкура, скорее всего ягуара. Мочки ее ушей прятались под массивными золотыми пластинами в форме дисков. Птицын увидел ее в профиль: хищный ястребиный нос, острый кончик которого загибался к чувственным и толстым губам, накрашенным каким-то ядовито-зеленым составом. Ее холеные руки в кольцах величественно возлежали на коленях, между тем как зрачок беспокойно бегал за частоколом длинных ресниц. Рядом с женщиной в синем плаще стоял черноголовый воин с разноцветными перьями на затылке, подобострастно склонивший голову и, кажется, ожидавший ее приказаний. Птицын узнал в воине Голицына, только без щетки усов.

Она пошевелила пальцами правой руки (на безымянном блеснуло золотое кольцо с приподнятой змеиной головой). Воин выбежал из пещеры и махнул рукой.

Народ внизу заволновался. На плато, напротив площадки с тронами, три воина беззвучно, как в немом кино, со свирепым видом застучали ладонями по длинным узким барабанам, качая лысыми головами под ритм барабанов, потряхивая убором из перьев и кольцами в ушах. Еще несколько воинов по знаку их командира натянули луки. Птицын посчитал: лучников было семеро. Стрелы полетели к храму, перед которым в окружении жрецов стояла юная женщина поразительной красоты, прижимая к груди запеленатого ребенка, как видно спавшего. Птицына поразила не столько ее красота, сколько удивительная улыбка женщины, глядевшей на младенца: в ней светилась такая любовь и доброта.

Стрелы пронзили грудь юной женщины. Одна впилась в тело ребенка и намертво пригвоздила младенца к груди матери. На ослепительно белой в лучах солнца одежде выступили пятна крови. Один из жрецов с черным родимым пятном на шее подхватил под мышки падавшую женщину и столкнул с лестницы. Вместе с ребенком она полетела головой вниз по крутым ступеням гигантского храма. Тело ее подскакивало и сотрясалось от соприкосновения с острыми краями ступеней этой бесконечной лестницы. Наконец, чуть дальше середины, тело остановилось.

У Птицына вспотели ладонь и пятки. Он переступал с ноги на ногу: кругом застыло множество босых пяток и лодыжек. Птицын стоял в толпе, крепко сжимал ладонь своей сестры-близняшки. Большим пальцем он проводил по маленькому шраму на ее запястье. Как и он, она тоже быстро и прерывисто дышала.

Жрец наверху подошел к краю платформы и показал народу кровавый кусок мяса. Птицын догадался, что это человеческое сердце.

Двое жрецов подтащили к главному жрецу труп окровавленного нагого мужчины. Они схватили его за ноги, опрокинули головой вниз, и стали трясти. По желобу, пробитому рядом со ступенями, потекла кровь. Босые ноги все, как один, поднялись на носочки. Толпа ликовала. Птицын во сне не слышал, но видел это ликование.

Его давно уже беспокоила курившаяся гора, в центре которой высекли храм. Белое облачко над храмом стало напоминать дерево, растущее прямо на глазах на фоне пятнисто-багрового неба: оно выбрасывало в разные стороны, туда и сюда, все новые и новые ветки.

Вдруг правая боковая колонна храма накренилась и, выйдя из паза, шлепнулась на лестницу и покатилась. Народ отхлынул. Площадка, где только что происходило жертвоприношение, обвалилась, как карточный домик. На нее начали падать громадные камни.

Под ногами Птицына земля ходила ходуном. Ему казалось, что он стоит на льняном лоскутке, натянутом над пропастью, и лоскуток вот-вот оборвется. Птицын обнял сестру - она трепетала. Люди вокруг толкались, бежали, кричали, падали. Птицын сильней прижимал к себе тело сестры.

Слепой старик сидел на коленях и ощупывал землю, лишившись сразу поводыря и палки. Родители звали детей, дети рыдали и протягивали руки, пытаясь найти исчезнувших в суматохе родителей.

По тому месту, где только что стоял храм, ползла огненная лава от края и до края горы. Лава кипела и пенилась; вдоль и поперек огненного потока стелились пары серого дыма.

Красный шар солнца лопнул и рассыпался на осколки.

* * *

Тьма. Под руками Птицына вздрагивают плечи сестры. Он гладит ее по мокрым спутанным волосам. Нечем дышать. Рот и нос заложило. Ни одного звука, и только под телом Птицына гудит, сотрясается земля.

Колючий, обжигающий щеки песок посыпался на голову, лицо и шею. Песок обдирал кожу и застревал в складках одежды. Потом по голове забарабанили камни. Птицын прикрылся руками и закрыл сестру своим телом. Ощупав пальцами летевшие сверху песок и камни, он догадался, что это пепел и пемза.

Но вот неверный красный свет забрезжил сбоку от Птицына: огненная лава приближалась. В ней барахтались и сгорали люди. Волны пламени заглатывали обугленные трупы. Живые кинулись врассыпную - прочь от лавы, но та неумолимо росла вширь и отрезала пути к отступлению. Жар делался нестерпимым. Вот-вот все должно было кончиться.

Вспышка молнии. Глаза, полные ужаса, с желтой крапиной у зрачка. Обнаженная женская грудь с родинкой возле соска. И Птицын летит в пропасть, точно брошенный камень, все быстрее и быстрее.