Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов

Истинное происхождение «Протоколов» неизвестно. Большинство серьезных исследователей видят в них грубую фальшивку, почти дословное переложение политического памфлета времен Наполеона III. Антисемиты называли «Протоколы» подлинными документами, похищенными из «тайных хранилищ сионской главной канцелярии» или выкраденными из кабинета Теодора Герцеля. Они указывали, что переживаемая Россией смута является лучшим доказательством дьявольского заговора. Крайне правые не уставали повторять, что во главе смуты стоят евреи.

После киевского покушения газета «Новое время» привела список участников предыдущих покушений на премьер-министра: Роза Рабинович, Лея Лапина, Карл Трауберг, Фейга Элькина, Лейба Либерман. Газета могла добавить Забелыпанского, взорвавшего себя на Аптекарском острове. Перечень имен подводил к мысли, что террористы-евреи давно охотились за Столыпиным и, наконец, одному из них удалось настичь намеченную жертву.

Широкое участие евреев в революционном движении неизбежно вытекало из особенности их положения в России. Сам Столыпин прекрасно понимал это. Осенью 1906 г. в беседе с редактором газеты «Россия» Сыромятниковым он говорил: «Евреи бросают бомбы? А вы знаете, в каких условиях живут они в Западном крае? Вы видели еврейскую бедноту? Если бы я жил в таких условиях, может быть, и я стал бы бросать бомбы»[407].

Киевское подполье наполовину состояло из евреев. В Киевском судебном округе 48,2% привлеченных по политическим делам были евреями. Анархистские группы комплектовались практически одними евреями. Они боролись с правительством и как анархисты, и как представители неравноправного национального меньшинства. В разговоре с Лазаревым Богров сказал: «Я еврей, и позвольте вам напомнить, что мы до сих пор живем под господством черносотенных вождей. Евреи никогда не забудут Крушеванов, Дубровиных, Пуришкевичей и тому подобных злодеев»[408].

Однако Председателя Совета министров нельзя было поставить в один ряд с политическими деятелями, сделавшими антисемитизм своим кредо. Если черносотенные газеты откровенно писали: «Жидов надо поставить в такие условия, чтобы они вымирали», то правительство, напротив, собиралось смягчить особое законодательство о евреях. Столыпин являлся прагматиком. Как помещик черты оседлости, он знал, что ограничительные правила, не достигая цели, вызывают раздражение еврейского населения. Глава правительства должен был учитывать, что российские подданные еврейской национальности пользовались поддержкой влиятельных соплеменников за рубежом. Жившей в кредит России нельзя было не принимать во внимание мнение Ротшильдов и других финансовых групп, напрямую связывавших предоставление займов с изменением политики по отношению к евреям.

Осенью 1906 г. Столыпин предложил министрам представить списки существующих ограничений для евреев и свои предложения о том, какие из них целесообразно отменить. Совет министров обсуждал данный вопрос на нескольких заседаниях и подготовил проект предложения. Особое законодательство не упразднялось, но кое-какие послабления правительство считало возможным допустить. Столыпин предполагал провести это решение высочайшим указом по статье 87. Но Николай II не выразил желания улучшить правовое положение евреев. Царь испытывал глубокую, почти инстинктивную неприязнь к евреям. Он возвратил журнал заседания Совета министров вместе со следующим письмом: «Задолго до предоставления его мне, могу сказать, и денно и нощно я мыслил и раздумывал о нем. Несмотря на вполне убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя»[409]. Столыпин пытался переубедить царя и приводил юридические аргументы: «Исходя из начала гражданского равноправия, дарованного Манифестом 17 октября, евреи имеют законное основание домогаться полного равноправия», и практические соображения: «Я думал успокоить нереволюционную часть еврейства». Все было тщетно.

Как и предвидел Столыпин, нежелание смягчить ограничения привело к осложнениям во внутренней политике и на международной арене. Через несколько лет конгресс США под давлением еврейского лобби разорвал торговый договор с Россией. Если верить сведениям Зеньковского, премьер-министр не оставил мысли о предоставлении равноправия евреям. Он считал, что это окажет благотворное воздействие на экономику страны: «Как только евреям будут предоставлены все права, то сразу же образуется целый ряд крупных акционерных банков и предприятий для получения концессий по разработке и эксплуатации природных богатств России»[410].

Рядовые люди не были посвящены в закулисную политику. Богров не знал о нюансах позиции того или иного государственного деятеля. Но любому, кто интересовался политикой, было ясно, что отнюдь не премьер-министр являлся главным противником еврейского равноправия. Разумеется, мысли Богрова могли идти иным путем – примерно так, как об этом писал Александр Солженицын в «Августе четырнадцатого». В романе Богров признает, что Столыпин пока не сделал ничего плохого его соплеменникам. В то же время его политика не сулит ничего хорошего евреям: «Он слишком назойливо, открыто, вызывающе выставляет русские национальные интересы, русское правительство в Думе, русское государство. Он строит не вообще свободную страну, но национальную монархию».

Национальная идея была краеугольной для Столыпина. Он всегда подчеркивал, что русский народ (в его состав включались также украинцы и белорусы) является создателем государства и имеет все исторические права на первенствующую роль в империи. Столыпин последовательно выступал против сепаратистских тенденций. Жителям национальных окраин он давал следующий совет: «Станьте сначала на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо – это быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права»[411].

Державные высказывания Столыпина вызывали раздражение не только у евреев. Ему грозила опасность со стороны польских революционных организаций. Финны помогали эсеровским боевым дружинам, базировавшимся на территории великого княжества и беспрепятственно совершавшим набеги на Петербург. Последние слова умиравшего Столыпина были о Финляндии. В покушениях на премьер-министра помимо евреев принимали участие русские, поляки, немцы, латыши.

Смерть Столыпина связывали также с событием, имевшим первоначально чисто местное значение, но вскоре получившим всероссийский и даже мировой резонанс. Речь идет о деле Бейлиса. В марте 1911 г. в пещере на окраине Киева было обнаружено тело 13-летнего ученика духовного училища Андрея Ющинского. Неизвестные преступники нанесли мальчику более 40 ран. Поскольку это произошло в канун еврейской Пасхи, вновь ожило старое суеверие, что иудеи похищают христианских детей и используют их кровь для религиозных церемоний. Сыскная полиция проявила полную беспомощность в расследовании кровавого преступления. Без всякого основания была арестована мать убитого. Потом ее отпустили, но взамен арестовали других родственников. Затем выпустили их всех, признав, что улики были сфабрикованы полицией. Черносотенцы упорно твердили, что полиция подкуплена настоящими преступниками. Фракция крайне правых вносила запросы в III Государственную думу, а киевские организации угрожали физической расправой еврейскому населению. Местным властям пришлось предупредить лидеров монархических союзов, что в случае беспорядков на национальной почве прибытие царя в Киев будет сорвано.