Воспоминание о будущем - Михаил Хазин

А уже летом 2001 г. стало ясно, что реальные экономические показатели очень плохие и частичную перезагрузку финансовой системы желательно произвести. Но кто-то должен был стать виновным, и уж точно не финансисты. Именно по этой причине у меня и возникла мысль, что поводом для частичного обвала должна стать какая-то объективная причина. Поскольку катастрофические землетрясения или извержения вулканов по заказу пока организовывать не получается, пришлось искать другие варианты. Другое дело, что мне и в голову не приходило, что теракт будет произведен на территории самих США.

В любом случае брутальный характер Буша-младшего и окружающих его неоконов позволил на несколько лет переключить внимание общественности на антитеррористические операции. И под прикрытием этой активности финансисты начали последний рывок накачивания долгового рынка, так называемую subprime ипотеку. Суть ее составляла эмиссия под уже заведомо фиктивные, фейковые активы, когда ипотечные кредиты с отсрочкой первой выплаты выдавались уже не приличным людям (для которых 1000 монет в год не создают серьезных затруднений), а вечным безработным, не имеющим ни профессии, ни кредитной истории. И безусловно, неизбежное обрушение возникших при этом финансовых пузырей и воссоздало к 2008 г. ситуацию, удивительно напоминающую весну 1930 года…

Для читателей этой книги понятно, что положение 20072008 гг., после обрушения пузыря sub-prime ипотеки, создало еще одну проблему. А именно, центр внимания общественности снова был перенесен на финансовую политику. Финансисты, разумеется, такому выходу на политическую авансцену сопротивлялись, и наиболее ярким примером этого стала история с Элиотом Спитцером, описанная выше. Отметим, кстати, что с этой точки зрения политика Буша-младшего, который за семь лет до описываемых событий не решился раскрыть реального состояния дел, а предпочел устроить череду локальных войн и агрессий США по всему миру, выглядит достаточно прагматичной с точки зрения личной безопасности.

Тем не менее финансистам, в общем, было понятно, что укрыться за чужими спинами с точки зрения ответственности у них уже не получится, причем ответственность эта носит двоякий формат. Во-первых, это ответственность перед обществом США, которое теоретически могло и снести представителя Западного проекта с поста руководителя США. Частично, кстати, это и произошло, поскольку Хиллари Клинтон, которая была к началу осени фаворитом выборов, проиграла праймериз Демократической партии никому на тот момент не известному Бараку Обаме. Во-вторых, это ответственность перед элитами, причем не только США, но и всего мира, поскольку было категорически необходимо обеспечить продолжение экономического роста. А за это в рамках внутриэлитных процессов отвечала как раз элита Западного проекта, как одна из глобальных властных группировок.

Тему внутриэлитных раскладов я здесь обсуждать не буду, она очень интересна, но носит не совсем экономический характер. Отмечу только, что есть серьезные основания считать, что Обама представлял не столько Западный, сколько Иудейский ГП, и мы уже увидели, как он серьезно попортил жизнь финансовой элите США и всего мира в 2011 и 2014 гг. Но начнем с первой описанной в предыдущем абзаце проблемы. Главный вывод, который из него следовал: для финансистов было невозможно допустить обвал спроса в сложившейся на 2008 г. ситуации!

Связано это было с очень простым обстоятельством, которое я уже объяснял: доллар, несмотря на свою международную роль, продолжал являться национальной валютой США, и руководство ФРС несло ответственность перед американским государством по всей строгости закона. Это значило, что в условиях острейшего кризиса (я далек от мысли, что руководство ФРС не понимало и не понимает потенциальный масштаб кризиса, другое дело, что оно не до конца осознает механизмы, лежащие в его основе; впрочем, этот вопрос в интерпретации В. В. Геращенко уже выше обсуждался) они должны будут принимать меры, которые практически неизбежно разрушат мировую финансовую систему. А это автоматически сломает главный механизм, обеспечивающий власть элиты Западного проекта. Этого допустить было никак нельзя.

Соответственно, был задействован главный ресурс ФРС, так сказать, орудие главного калибра, эмиссия. И она дала свой результат: колоссальный вброс денег в экономику позволил сохранить финансовые потоки и механизмы стимулирования конечного спроса. Правда, уже не через рост частного долга, а через рост долга государственного, примерно по тому же механизму, что работают аналогичные системы стимулирования в странах Западной Европы. Приведенные выше рассуждения позволили приостановить начало дефляционного шока (в отличие от ситуации 1930 г.), однако у всего этого механизма был один принципиальный недостаток: он был ограничен по времени… И это понимали все действующие лица.

Как уже отмечалось выше, кредитный мультипликатор снизился с 17 до 4 к середине 2014 г., но на момент начала кризиса предсказать этот срок точно было нельзя. Понятно было только, что у финансистов было около пяти лет на то, чтобы совершить какие-то действия, которые, во-первых, обеспечили бы для них пусть относительную личную безопасность, а во-вторых, позволили бы им в качестве элиты Западного ГП сохранить доминирование в мире.

Отметим, кстати, что эмиссия 2,5 трлн наличных долларов (напомню, что денежная база в США, составляющая на начало кризиса 0,8 трлн долларов, к середине 2014 г. выросла до 3,3 трлн) с учетом мультипликатора дала для расширенной денежной массы (агрегата М3) прирост в 10 трлн долларов. Что примерно соответствует объему стимулирования спроса за счет роста частного долга (1,5 трлн в год за 6 лет). Если бы не эти деньги, обвал в финансовой системе США (т. е. начало острой стадии ПЭК-кризиса, о котором я писал выше) состоялся бы уже тогда.

Кроме того, необходимо было в обязательном порядке не допустить распада мировой долларовой системы. И сразу после кризиса был срочно создан новый координирующий орган государственных управленческих элит (но советы ему писали и давали именно финансисты!), который получил название G20. В него вошли практически все страны, влияние которых на мировую финансовую систему было достаточно заметным (Австралия, Аргентина, Бразилия, Великобритания, Германия, Индия, Индонезия, Италия, Канада, Китай, Мексика, Россия, Саудовская Аравия, США, Турция, Франция, Южная Корея, ЮАР, Япония и Европейский союз). Первое его заседание состоялось в ноябре 2008 г., и некоторое время шло через каждые полгода.

В реальности попытки расширить формат G7 предпринимались и раньше, но на чисто финансовом уровне (министры финансов и руководители центробанков). Попытки эти были достаточно ограничены, и реально, на уровне глав государств, он заработал как раз осенью 2008 г. И самым главным вопросом, который из раза в раз поднимался на заседаниях, был вопрос о запрете на ограничения перетока капитала. Разумеется, государства старались этот запрет обходить (за исключением России, министр финансов которой Кудрин как раз и отмечался как наиболее последовательный исполнитель резолюций саммитов G20, за что и получил свои международные награды), но все-таки разрушение мировой финансовой системы удалось предотвратить.

Но главную проблему это не решало. Потенциал самостоятельного стимулирования роста (т. е. снижения рисков) банками в мировой и американской экономике давно был исчерпан, без рефинансирования со стороны центробанков они уже давно были беспомощны (в этом смысле повторялась ситуация начала ХХ в., первого ПЭК-кризиса). Потенциал стимулирования со стороны центробанков тоже был на пределе (в США, как мы уже отмечали, он был достигнут к середине 2014 г.). Кризис-матрешка проявил себя в полной мере: ситуация начала ХХ в. повторилась в начале XXI в. уже на уровне центробанков. И вот тут у финансистов появилась идея, которая, весьма возможно, будоражила их уже много десятилетий.