Грешные обещания - Кэт Мартин

Дрожащей рукой Элизабет оттолкнула ожерелье.

— Значит, вы убили графиню Рейвенуорт, а несчастный Кендалл обвиняет в этой смерти себя. — Она ухватилась рукой за горло, даже не сознавая того, что делает. — Вы и девять лет назад солгали, заявив, что Николас убил вашего безоружного брата.

— Но Рейвенуорт и в самом деле убил Стивена. Всем было известно, что он гораздо лучший стрелок. То, что мой брат был вооружен, не имело значения.

— Думаю, для присяжных имело бы.

Бэскомб нахмурился:

— Ну хватит! Мне надоело попусту болтать. Нам пора идти.

— Никуда я с вами не пойду!

На лице Бэскомба появилось угрожающее выражение. Если он и удивился, то не показал этого. Сунув руку в карман, он молниеносным движением вытащил пистолет.

— Нет, пойдете, моя дорогая, — проговорил он, кровожадно улыбаясь.

В ту же секунду дверь в маленькую комнату распахнулась, и на пороге ее возник Рэнд, а из-за стеллажей появился Николас. Оба они были вооружены.

— Опусти пистолет, Бэскомб! Ну, живо! — бросил Николас, шагнув к своему врагу.

Лицо Хэмптона исказилось от ненависти. Он бросил на Элизабет взгляд, не суливший ей ничего хорошего.

— Я просто кретин, что поверил тебе! Нужно было мне сразу догадаться, что у тебя не хватит ума принять мой бесценный дар!

— Я люблю Николаса, но вам, похоже, не дано понять, что такое любовь.

Бэскомб медленно прицелился в Николаса.

— Ты думаешь, что наконец-то перехитрил меня. Думаешь, что на этот раз выиграл. — Рука его, сжимавшая пистолет, от напряжения побелела, и у Элизабет сжалось сердце. — Она и в самом деле так много для тебя значит?

— Она для меня все, — тихо ответил Николас.

Бэскомб криво усмехнулся.

— Это плохо, — бросил он и, молниеносным движением повернувшись в сторону Элизабет, нажал на курок.

— Нет! — крикнул Николас, и в ту же секунду раздался выстрел. Грудь Элизабет пронзила острая боль.

Рэнд тоже выстрелил, однако Элизабет этого уже не слышала. Ноги у нее подкосились, и она начала медленно оседать на пол.

— Элизабет! Бесс! — закричал Николас, бросаясь к ней.

Голос его доносился до Элизабет как сквозь туман. Веки внезапно сделались необыкновенно тяжелыми, а боль в груди была такая, что ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Дыхание ее стало прерывистым. Руки и ноги похолодели.

Она видела, как Николас опустился рядом с ней, положил ее голову к себе на колени, видела, как по щекам его потекли слезы, однако сказать ничего не могла. Боль в груди все разрасталась, делалась все нестерпимее. Элизабет знала, что Николас держит ее за руку, однако не чувствовала его прикосновения.

— Не умирай, — прошептал он. — Пожалуйста, не умирай.

— Николас…

Трясущейся рукой Николас гладил ее по голове, прижимал руку к своим дрожащим губам, однако Элизабет не чувствовала их тепла.

— Элизабет… прошу тебя… не покидай меня. Я ждал тебя всю свою жизнь. Ты нужна мне, Бесс. — Голос его дрогнул. — Ты мне так нужна!

Она не хотела умирать. Она не может его так бросить! Она мечтала стать женой Николаса, родить ему детей. Элизабет попыталась сказать ему это, но голос ей не подчинялся. Попыталась поднять голову, но та была как каменная.

— Молчи, — дрожащим голосом прошептал ей Николас. — Ты должна беречь силы. — Он с трудом сглотнул, и Элизабет увидела, как напряглось его горло. — Рэнд уже побежал за врачом. Держись.

Грудь Элизабет снова пронзила боль, и она закрыла глаза. Как же ей хотелось, чтобы он сказал ей, что любит ее! Если ей суждено умереть, пусть последними в ее жизни будут эти слова. Они дали бы ей силы предстать перед неизведанным.

Элизабет с трудом облизнула пересохшие губы. Попыталась сглотнуть, но у нее ничего не получилось. С невероятным трудом открыв глаза, Элизабет увидела склоненного над ней Николаса. Щеки его были мокрыми от слез.

Собрав последние силы, Элизабет обхватила ладонями его лицо.

— Я… люблю тебя, — прошептала она. — А ты… меня любишь?

Из груди Николаса вырвался отчаянный стон. Элизабет увидела, как губы его начали шевелиться. Она чувствовала, что он произносит те самые слова, которые она так давно и так отчаянно хотела услышать. Губы Николаса все шевелились, но она не понимала, что он говорит, и ей стало неимоверно грустно оттого, что она так никогда и не узнает, произнес ли он слова любви.

Перед глазами Элизабет все закружилось. Боль, доставлявшая ей столько страданий, постепенно стала стихать. Элизабет в последний раз увидела, как Николас потянулся к ней, губы его шевельнулись, прося ее, очевидно, не покидать его, потом глаза ее закрылись, и любимое лицо исчезло.

Ник прижал бледную безжизненную руку Элизабет к своей щеке. Она была холодна как лед, а пульс на запястье почти не прощупывался.

— Я люблю тебя, Элизабет. О Господи, как я тебя люблю!

Ник повторял эту фразу сотни раз за посдедние три — а может, четыре? — дня. Сколько времени он просидел у постели Элизабет, Николас не помнил. Знал лишь, что Элизабет находится на краю смерти, что она потеряла сознание до того, как он успел сказать слова, которые она так жаждала услышать и которые он так долго носил в своем сердце.

Он поцеловал ее ладонь и осторожно положил холодную безжизненную руку на одеяло. Николас смотрел на Элизабет, и сердце его сжималось от боли, а чувство вины тяжелым камнем давило на грудь. Он один виноват во всем, что случилось. Нельзя было позволять ей встречаться с Бэском-бом. Он так старался защитить ее, однако ему в очередной раз это не удалось.

Прерывисто вздохнув, Николас опустил голову и принялся горячу молиться.

«О Господи! Я знаю, что не оправдал Твоих надежд. Я делал то, о чем потом сожалел, то, что впоследствии хотел бы изменить. Я неоднократно обманывал Твои ожидания. Быть может, впоследствии я опять их обману. Но сейчас я стал другим человеком, гораздо лучше, чем прежде, и все благодаря Элизабет. Я знаю, что не заслуживаю ее, и, вероятно, никогда не буду ее достоин. Но дело в том, что я люблю ее больше жизни и умоляю Тебя: сделай так, чтобы она жила! Я буду заботиться о ней, Господи. Я постараюсь быть лучше, чем я есть».

Тяжело вздохнув, Николас откинулся на спинку стула, на котором провел последние четыре дня. Ему хотелось кричать от ярости и плакать от бессилия. Но Элизабет это не помогло бы. Ей нужна была его сила, и, значит, Николас должен быть сильным.

Он не лгал. Он и в самом деле любил ее больше жизни и не собирался отдавать ее смерти.

Мэгги Уорринг Саттон, маркиза Трент, стояла рядом с мужем у дверей спальни Элизабет.

— Я не могу этого больше видеть, Эндрю! Не могу смотреть, как он мучается! — дрогнувшим голосом проговорила она.