Скверна - Сергей Малицкий

– Ты был там? – спросила Эсокса.

– Я даже не смог подойти к нему, – признался Касасам. – Иалпиргах и сам по себе странный город. В его центре огромная пустынная площадь, на которой лежат останки Бледной Звезды. Пять лиг ее ширина. А уже в центре площади, между скорлупой, или, как некоторые говорят, лепестками, – стоит Храм Света. Он черный. И те, кого вы называете белыми, там тоже ходят лишь в черном. А сам Храм… Он, конечно, не так велик, как ворота Донасдогама, но внешне похож на куб, каждая сторона которого те же самые ворота. Еще за четверть лиги до него я почувствовал жжение в горле и боль в груди. Ноги налились свинцом. И я понял, что это развлечение не для меня.

Больше разговоров не случилось. Однажды Касасам привстал на облучке и свернул в ущелье, засыпанное мелкой галькой и песком, напоминавшее след от водяного потока. Через пару лиг ущелье обратилось небольшой долиной, в которой обнаружился и горный поток, а точнее, узкий ручей, наполняющий крохотное озерцо. Путь в ущелье ему преграждала самодельная дамба. Под не слишком раскидистыми деревьями стояли три или четыре дома, к одному из которых и направил подводу Касасам.

– Если бы не равнина, с которой мы завернули сюда, я был бы счастлив прожить здесь годиков так с пятьдесят, – признался Касасам. – А вот если бы на этой равнине жили добрые люди, то и до самой смерти. Привет, Кривой!

Кривым оказался не кривой, а одноглазый и сутулый руф, рыжий, как ночной костер, угрюмый, как пережженный кирпич. Он был одним из четырех братьев, что правили в крохотной долине, и единственным, кто не имел ни жены, ни детей. Прочие подошли к Касасаму, перебросились парой слов, кивнули его спутницам. Утомленные, но стройные руфки выглянули из своих домов и тоже кивнули гостям. Их такие же рыжие дети смотрели на них, высунув головы из воды озерца. Каме мучительно захотелось окунуться в воду. Она даже потянула руку к шнуровке котто, но Эсокса остановила ее.

– Нельзя. Это их озеро. Нельзя. Даже воды нельзя набрать без разрешения. Руфы очень строги. Если руф в Эрсетлатари смотрит на тебя мрачно, считай, что он улыбается. Если морщит нос – хохочет. Ну, а уж если хохочет – беги прочь. Или он сошел с ума, или это вовсе не руф.

– Судя по лицу этого Кривого, он улыбается, – заметила Кама.

– Если он руф, – усомнилась Эсокса.

– А ну-ка, – подозвал девчонок Касасам. – Смотрите!

В жестяном ведре, которое принес Кривой, лежали странные камни, напоминающие графит.

– Точно, – кивнул Касасам. – Похоже. Только это не графит, смотрите, – кузнец натянул на локте сукно и провел полосу. – Видите? Зеленоватая. Почти серая. Так что это зеленый блеск. И вот что я вам скажу, пока он у меня будет, я останусь лучшим кузнецом в Лулкисе. А может быть, и во всей Эрсетлатари. Кроме, – Касасам вздохнул, – конечно, кроме Униглага и Дакки. Но там такие кузнецы!

– Мы шли сюда за одним ведром этого блеска? – вытаращила глаза Эсокса.

– За тремя, – поправил ее Касасам, показывая на Кривого, который тащил еще два ведра. – И если бы вы знали, сколько этот блеск стоит, вы бы уже никогда не относились с пренебрежением ко всем своим знакомым кузнецам.

– Девок зачем притащил? – глухо спросил Кривой, принимая тугой кошель у кузнеца.

– Девки не мои, – ответил Касасам. – Им нужно вырваться из Эрсет. Ты ведь знаешь дорогу в Араману?

– Знаю, – кивнул Кривой. – Больше не присылал никого?

– Нет, – удивился Касасам. – А что?

– Был тут один, – поджал губы Кривой. – С полгода назад. Маленький, худой, испуганный. Дорогу выспрашивал, как в Араману пройти или в Даккиту кружным путем. Я его не повел. Денег у него не было. Но сказал, куда путь держать надо. Предупредил, что сожрут его сэнмурвы. А он сказал, что сам их жрать будет. Ползком будет пробираться. Твои девки из таких?

– Нет, – потемнел Касасам.

– Верить им можно? – проскрипел Кривой.

– Больше, чем мне, – уверил Кривого кузнец.

– Пять золотых, – бросил кузнецу Кривой и ушел в дом.

– Вот, – поторопилась распустить кошель Кама. – С самого Ардууса жду возможности расплатиться хоть с одним проводником.

– Спасибо, – Касасам поднял с телеги меч Сора Сойга и низко поклонился спутницам. – Это величайшая драгоценность для моей семьи.

– Знакомство с тобой, кузнец, – неожиданно для самой себя произнесла Кама, – величайшая драгоценность для моего сердца.

– Что собираешься делать дальше? – спросила покрасневшего от смущения кузнеца, обняв покрасневшую от смущения Каму, Эсокса.

– Что и делал, – буркнул Касасам. – Но уж вас не забуду. Словно солнце прокатилось не по небу, а по моей улице…

– Все, – из дверей дома появился Кривой с копьем в одной руке, ведром в другой руке, мешком за спиной. – Золотые?

– Вот, – протянула монеты Кама.

– Есть, – прихватил золото Кривой, оглянулся, свистнул одного из маленьких руфов, вручил ему десяток заткнутых за пояс пустых мехов. – Быстро наполни чистой водой и хорошенько заткни. Вот.

Кривой наклонился и бросил каждой из своих теперешних подопечных по легкому мешку.

– Сушеные яблоки и сливы. На этом можно продержаться две недели. Если не жрать много, то и четыре. Путь через горы – три недели. Я доведу до начала тропы, покажу. Дальше – сами. Тропа – очень узкая. Проходимая туда, обратно нет, потому что горы лежат складками к Араману, на тропе много плавных подъемов, но есть четыре крутых обрыва. Костыли наверху везде забиты, но спускаться только на веревках. Вот веревка.

Кривой бросил моток Каме.

– Покажу, как набросить, спуститься и сдернуть ее за собой.

– Я умею, – сказала Кама.

– Ты что? – скрипнув зубами, напряг скулы Кривой. – Ты мужчина? Или ты принцесса, что позволяешь себе перебивать мужчину?

Кама прикусила губу.

– Я говорю, – прошипел Кривой, – ты слушаешь. Я молчу – ты слушаешь. Я говорю тебе говорить, но ты все равно спрашиваешь разрешения сказать хоть словцо. Понятно?

– Понятно, – отчеканила Кама.

Только после этого Эсокса ослабила хватку у нее на плече.

– С араманской стороны крепость, – продолжил Кривой. – Бьют каждого, кто появляется. Поэтому, как дойдете до белого камня, поднимете руки и дальше две лиги по гребню увала до крепости идете с поднятыми руками, иначе или магией вас поджарят, или стрелой проткнут. Араманы боятся всякого с этой стороны пуще огня! Хотя путь и считается непроходимым. И никто не ходит по нему. Почти никто.

Кривой наклонился и осторожно достал из мешка четыре небольших, залепленных воском или смолой горшка.

– Держите. Каждый стоит по золотому. Это на тот случай, если сочтете во мне скупердяя. Каждой по два. Только не дай вам ваши боги разбить хоть один! Заверните в тряпье, упрячьте в самую глубину мешков да не прислоняйтесь к каждому камню! Внутри поганая смесь от сэнмурвов. Лучшие колдуны атеры ее правили. Когда пройдете пять лиг с начала тропы, выйдете на плато длиной в две лиги. На нем живут сэнмурвы. Их тысячи. Растерзают любого. На входе – бросаете один горшок, зажмуриваете глаза и открываете рты, чтобы кровь из ушей не потекла. Будет очень громко и очень ярко. Сэнмурвы, которые попа€дают, как мертвые, которые и улетят. Через лигу – бросаете еще один горшок, иначе придут в себя. И еще один горшок в конце плато, перед ущельем, чтобы отстали. Все ясно?