Скверна - Сергей Малицкий

Касасам молчал минут десять. Но и Кама, и Эсокса лежали рядом с кузнецом, затаив дыхание, потому что догадывались – он сказал еще не все.

– Так будет, – наконец произнес он. – Я это чувствую. И не спрашивайте меня, почему я сижу на месте и почему я не бегу куда-то спасаться. Бог даст мне сил, я отвечу за себя и за своих детей там, где мне за них придется ответить. Каждый отвечает так, как может. Тот парень, который… ярлык которого вы принесли… У которого вы нашли ключики. Ну, мертвый из башни угодников в Кагале. Я ведь знал его. Он был… светлым человеком. Очень светлым. В комнате становилось светло, когда он заходил в нее. И он был очень любопытен. Я и сам страдал от этого в юности, даже как-то ходил в Иалпиргах. С паломниками. С нормальными паломниками, тогда еще было можно. Но он пошел посмотреть туда, когда этого уже нельзя было делать. Я не знаю, что ему пришлось там перетерпеть. Не знаю, что он пережил и как так случилось, что тень Лучезарного пала на него. Да, что бы я ни говорил, это не сказки. Есть такое, есть. Закроешься в темной комнате, ляжешь в постель, накроешься толстым одеялом, забьешься своей песьей головой под подушку, и там понимаешь, что есть такое, есть!

Касасам перевел дыхание, глубоко вздохнул:

– Я не знаю, как он попал в Кагал. Может быть, пробрался как-то в подземелья Донасдогама. Или любопытство туда его привело. Провалился в какую-нибудь расщелину в горах Митуту. И летел до самого дна. А потом выбрался из провала у Змеиной башни и по горной тропе, там она одна, пришел в Кагал. Я даже представляю, как он стоял на горе и смотрел на древний город. Смотрел и понимал, что он вестник его гибели. Все всегда всё понимают. Самые последние мерзавцы внутри себя всё про себя понимают. Очень глубоко. Просто в какой-то момент начинают упиваться этим. А он, наверное, ужаснулся. И ответил за себя так, как может ответить не каждый. Вошел в башню угодника, прислонился спиной к священной стене и умер самой страшной смертью, какая только может быть. Сгнил заживо. Все, дорогие мои, спать. Со мной вы будете еще четыре дня.

В последующую неделю разговоров почти не было. Разве только иногда Касасам бормотал что-то вполголоса. Справа тянулись безжизненные скалы гор Митуту, слева раскинулась еще более безжизненная равнина. Ни зверя, ни птицы ни в небе, ни на земле не увидели за всю дорогу путники.

– Ничего, – бормотал кузнец. – У Кривого и вода есть, и тень, и трава. Там уже полегче. Ближе к югу – полегче. Подальше от ворот Донасдогама, так и полегче. Но эта пустыня только здесь пустыня. Эрсетлатари – великая страна. Великая сила. Те же Поганые Печи – искра против пламени, что пылает в горнах Униглага! А какие мастера трудятся в Чилдао? А какие огромные города в Атере? Два дня надо, чтобы пересечь некоторые из них! Села размером с тот же Лулкис! А в деревнях живет людей больше, чем во всей Карме! По просторам Руфы бродят миллионные табуны лошадей! И так до самого далекого восточного океана! Великая земля, великая. Земля, из которой нет возврата.

Только однажды Эсоксе удалось разговорить кузнеца. В последний день пути она спросила его на коротком привале, что такое Мерифри и что такое Иалпиргах? Касасам долго молчал, потом поднял большой камень и несколько камешков и сказал:

– Смотри. Я расскажу тебе так, как рассказывал мне мой отец. Конечно, не с самого начала. С самого начала он не любил, потому что там совсем уж были какие-то выдумки, что-то о прошлой родине, о долгом полете или долгой дороге. С этим нужно к белым храмовникам, хотя к ним лучше вообще не приближаться. Но как рассказывали мне… Смотри.

Касасам двинул ногой, разгладил, очистил от угольков и сора песок, бросил маленький камешек.

– Иногда камни падают с неба. Уж не знаю почему, но такое случается. А иногда с неба падают куски железа. Горячие. Мне не попадались, но отец рассказывал, что даже видел кинжалы, выкованные из такого железа. Не скажу, что они были очень уж хороши, но во всяком случае, не боялись ржавчины, это точно. Будем считать, что четыре тысячи лет назад в небе появились очень большие камни. Наверное, их держала там очень сильная магия. Те, у кого были зоркие глаза, разглядели, что над ними нависает что-то огромное, и назвали его Бледной Звездой. Хотя вначале им казалось, что это не одна большая Бледная Звезда, а семь маленьких, ярких. Потом оказалось, что они словно камни на ее поясе. И когда они стали слишком близки, семь звезд вдруг разлетелись во все стороны, подобно ударам молний. Упали и вызвали пожары и всякие беды. Вот.

Касасам начал бросать маленькие камешки.

– Но упали они не просто так. Они старались уничтожить следы прошлых богов. Стереть память о них. Да, это им не вполне удалось, но, тем не менее, и по сей день следы от этих падений видны. Камни Иевуса. Камни под Шуманзой. Пепелище напротив Самсума. Горелые камни Этуту. Пепел Обстинара. Великие зиккураты и каменный человеколев за рекой Элену. Единственное место, от которого осталось хоть что-то. Те зиккураты так велики, что лишь Бледная Звезда могла бы уничтожить их. Но она упала здесь.

Касасам ударил камнем о песок. От удара тот разлетелся, образовав выемку.

– Так получился провал Мерифри, – сказал Касасам. – И только увидев его, я понял, что все это – не сказки. Его ширина – двести пятьдесят лиг. Высота вала, который окружает эту огромную яму, выше, чем эти скалы, возле которых мы сидим. Мудрецы говорят, что от этого удара вся Земля, вся Ки, сдвинулась и покоробилась. Что там, где теперь горы Митуту, было море. А где были горы, стали моря и равнины. Что солнце стало подниматься с другой стороны, и то, что мы теперь называем востоком, когда-то было севером. И именно из-за этого земля обратилась в лед на долгую тысячу лет. А там, в провале Мерифри, был такой жар, что земля сгорела, а песок расплавился. И когда идешь там, до сих пор кажется, что идешь по стеклу.

Кама и Эсокса затаили дыхание.

– И все же ничто не сравнится с тем, что я почувствовал, когда увидел осколки Бледной Звезды, – продолжил Касасам. – Я замер, словно окаменел. Мне показалось, что сейчас я умру. Я не мог дышать, так был взволнован. На мгновение мне почудилось, будто я что-то помню о прошлом своих предков. До сих пор не могу забыть это ощущение. И, наверное, это тоже держит меня здесь.

– На что она похожа? – спросила в тишине Кама.

– На осколки огромного яйца, – после долгой паузы ответил Касасам. – Черные, толстые, толщиной не менее полусотни локтей каждый. Они так и лежат, опаленные, железные, словно птенец, который был ростом в два или три раза выше ворот Донасдогама, вылупился и ушел. А осколки остались.

– Мы все знаем, что за птенец там был, – проговорила Эсокса.

– Мы и сами там были, – добавил кузнец.

– Но… – задумалась Кама. – Но как мы… наши предки… пережили это падение?

– Может быть, ответ на этот вопрос таится в подземельях? – предположил Касасам. – Говорят разное. Будто сила Лучезарного охраняла нас от великого огня и великого холода. Или будто, прежде чем упасть, это яйцо, или чем бы оно ни было, сбросило с себя нас, подобно семенам. Не знаю. Может быть, ответы скрываются и внутри Храма Света?