Русский лабиринт - Дмитрий Дарин

Владилен не стал стирать с лица улыбку, хотя тех, кто обращался к официантам на «ты», считал быдлом. Человек воспитанный не станет тыкать, тем более пятидесятилетнему, седому уже мужчине.

– Извините, не успел. – Владилен вытащил зажигалку, но дамочка вальяжно махнула рукой.

– Я теперь уж сама. Меню принеси.

– Меню у вас на столе, – подсказал Владилен.

– Тогда шампанского, пока я выбираю.

Желаемого «Асти Марти» не было.

– Я же не спрашиваю, есть или нет, ты принеси! – сплющила красные губки клиентка.

Владилен пожал плечами и остался стоять на месте. Вообще-то это было не его дело – можно было вызвать сомелье или менеджера, но что-то его зацепило. За десятилетия работы он навидался хамов самого разного сорта, женское хамство, как и женское пьянство, всегда выглядело самым безобразным. Но здесь было что-то еще. Владилен спокойно ждал.

– Ты еще здесь? – Из-под шляпы зло сверкнули черные глаза.

«А ведь красивая, – подумал Владилен, – чего выделывается, ведь не идет ей».

– Так… – прошипела дамочка. – Ты оглох, что ли?

Владилен хотел было позвать менеджера, как в ресторан зашла лысая небритая горилла в дорогом вальяжном костюме.

– Что случилось, кто обижает? – Горилла поцеловал руку стерве.

– Да вот… не приносит заказа.

– Мужик, быстро – ноги в руки и выполнять! – Горилла отвернулся и сел за столик к стерве.

Владилен остался стоять. Он уже не улыбался – смотрел внимательно.

– Ты чего, халдей? – удивился горилла. – Правда, оглох? Так я тебе уши прочищу.

Владилену, бывало, и угрожали по пьяни, но так…сразу, как лакею при крепостном праве, это было в первый раз. Владилен отошел к бару, взял поднос, подошел к парочке и коротко, не размахиваясь, хватил гориллу ребром по виску. Мужик заревел, падая под стол, дамочка завизжала, другие посетители замерли. Прибежал Колян – менеджер ресторана.

– Что случилось? Владилен, что?

Владилен неопределенно махнул рукой.

– Да вы че тут с гостями творите?! – визжала дамочка, вытирая салфеткой кровь с лысого черепа.

Горилла очухался, полез было в драку и уделал бы Владилена по полной программе, если бы другие официанты не растащили. Дело кончилось милицией и увольнением – горилла оказался знакомым владельца. Но хуже всего, что в трудовой книжке по указанию самого владельца оказалась запись – «уволить по недоверию». Это как черная метка – в другие места с такой записью не брали, тем более что конкуренция высокая. Владилен потыкался, потыкался и устроился работать медведем. Знакомый бармен договорился с директором нового ресторана «Медведь» – тому пришла в голову мысль зазывать клиентов ростовой куклой. Вот и ходил теперь Владилен в медвежьей шкуре, размахивал лапами, смешно качал ушастой головой и раздавал рекламные приглашения на бизнес-ланч. Платили сдельно – с клиента, представляшего для скидки такие рекламки. Скудно, конечно, но хоть кормили задарма. Владилен не жаловался, только иногда его мишка ходил грустной, уже стариковской походкой.

Потихоньку медведь – Владилен начал спиваться. В гараже уже было мало места от бутылок, в его районе никаких пунктов приема стеклотары не наблюдалось. Владилен перестал даже наливать в стакан – пил из горла. Жизнь утекала так же – из горла. Владилен брился раз в неделю, умывался по случаю, в общем, стал неизбежно опускаться. Особенно жгла тоска по дочке-конфетке. Жена видеться с Машулькой не давала, да и Владилен сам не хотел показываться в таком виде. Но и издали поглядеть тоже не получалось, жена времени не теряла, завела нового мужа или хахаля с тонированным джипом – теперь дочка в школу не ходила, а ездила. Владилен чувствовал, что дочь, разагитированная матерью, его и знать не хочет. Да и зачем – вот новый папа, у него джип и деньги, зачем нужен родной, но бедный? Владилен женился поздно, разменяв сороковник, и в единственном ребенке души не чаял. Сейчас Машке шел одиннадцатый год, в таком возрасте это поколение соображает не хуже взрослых. Значит, с горечью признавал Владилен, не хочет дочка видеть отца, хотела бы – давно заглянула в гараж, ведь не раз сюда вместе приезжали. Эта обида никак не заливалась, даже когда Владилен перешел на две бутылки в день. Гаражный сторож дед Петро успокаивал – повзрослеет, поумнеет, заценит отца, куда денется. Вона, говорил, сколько детей из детдомов мечтают о родителях, а тут – живой отец. Владилен вздыхал, прикладывался к горлышку и упирал зрачки в какую-то видимую только ему одному стену. Иногда на следующий день после таких посиделок медведь ходил по улице, чуть покачиваясь, но это было даже забавно. Женщины не обращали внимания, а некоторые мужики понимающе усмехались. Хорошо еще, что опохмелиться давали – официанты его, как бывшего коллегу, еще уважали. Владилен снимал медвежью голову, клал рядом с собой на кухне и дергал сто грамм – больше не наливали. Ради него самого не наливали – было ясно, что другой работы Владилену уже не найти. Владилен растягивал этот шкалик на весь обеденный перерыв, получалось, как курить не в затяжку – что-то чувствуется, а кайфа нет. Повариха наливала ему суп помясистей – жалела. Но повариху звали тоже Маша, и, когда ее окликали, заставлявший себя не думать о дочери Владилен невольно чувствовал в глазах сырость.

Через некоторое время Владилена совсем заклинило. Он отворачивался, когда по улице шла или бежала вприпрыжку любая девочка-подросток, не мог смотреть. В горле моментально вспухал ком, из глаз текло. Хуже всего было то, что другого клина, чтобы выбить этот, не находилось. Женщинам он был не интересен, да и не виден из-за своего медвежьего обличья, а в свободное время из своего логова не выходил. Телевизора и даже радио в гараже не было. Водка оглушала, конечно, но не веселила. Цели никакой тоже не было. Некоторое время Владилен притворялся, что ждет. Ждет, когда повзрослеет его Машулька, Маруська, Мася, Марик, Мария Владиленовна и, как обещал сторож, «заценит» родного отца. Но когда прошел очередной Новый год, отмеченный в компании с мишкиной головой на его же шкуре (не стал сдавать администратору), Владилен понял, что ждать нечего. Он давно не живет в сердце своей дочки, и с годами вытравленное зерно не прорастет. Владилен всю ночь вспоминал, какие смешные куклы он ей покупал, как она любила возиться с разными Барби, как делала ей домик, укладывала спать и кормила с ложечки.

– Балби, Балби, Мася тебя любит, – говорила дочурка, кутая куклу в одеяло.

Сейчас он тоже был куклой, но никто о нем не заботился и даже не вспоминал. В крещенские морозы помер Петро – Владилен слышал разговор гаражных соседей. Теперь не осталось никого, кто мог хотя бы посочувствовать за бутылкой. Владилен ушел в глухой запой и, как настоящий медведь, провел остаток зимы в гаражной берлоге. За дверьми нанесло сугробы и, Владилен еле-еле протискивался в узкую щель, выходя оправиться да купить водки и хлеба на закуску. Денег пока хватало: на новогодние праздники директор ресторана расщедрился – одарил сотрудников премией. Что там теперь на работе, Владилен не думал. Выгнали его за прогулы и за присвоение имущества в виде мишкиной головы, нашли замену или ждут еще, ему было все равно. Никто не знал места его обитания, никто не мог его проведать, хотя бы только для того, чтобы вернуть костюм медведя. Он совсем уже не управлял ни своей жизнью, ни своей волей, ни своим горем. Владилен все чаще примеривался взглядом к балке под потолком – веревка в гараже нашлась бы. Но когда это сделать можно в любой момент, спешить тоже не обязательно, и Владилен перекладывал сведение счетов с жизнью на потом.