Русский лабиринт - Дмитрий Дарин

Кончился какой-то завод, и медведь замолчал. Он стоял так до самой темноты – молча и не шевелясь, не обращая внимания на других детей, что останавливались и глазели на него. Потом снял шкуру, превратившись опять в старого неопрятного человека, взял ее под мышку и куда-то ушел. Больше медведя на Арбате не встречали.

Владилена обнаружили только к лету, когда из его гаража уже явственно слышался трупный запах. Когда взломали дверь, даже бывалый участковый, вызванный новым сторожем, оторопел. Такого он еще не видел. В петле висел седой старик в медвежьей шкуре. Меховая голова со стеклянными глазами лежала на полу – видно, свалилась с висельника. На столе, придавленная отверткой, лежала записка. Участковый вызвал опергруппу с судмедэкспертом, взял бумагу и вышел на свет. Ровным красивым почерком было написано странное:

«КУКЛУ МОЖЕТ СЛОМАТЬ ТОЛЬКО РЕБЕНОК».

2010

Судья одного из мировых судов города Челябинска Лена Войнович была молодой и красивой женщиной тридцати лет и отзывалась на «девушку» вполне оправданно. Хотя коллеги называли ее уважительно Еленой Викторовной, но обращение «Леночка» шло ей больше. Потому также, что ее большие зеленые глаза были распахнуты на добро и веселье, словно муть уголовных и гражданских дел ее подопечных никогда не оседала в них жизненным илом. Или оттого, что Лена имела недевичью волю и не давала ежедневному рабочему злу застилать от нее солнце. Этот понедельник в отличие от огромного большинства русских понедельников начался с очень хорошей новости – Елену Войнович перевели из мировых судей в федеральные. Назначили пожизненно, а это означало стабильность. С мужем Лена рассталась пару лет назад, поэтому стабильность помогала в другом – написании докторской диссертации (это в тридцать-то лет!) и романтических увлечениях на независимой финансовой основе. И погода в этот понедельник была под настроение – солнечная и недушная, с легким ветерком, который так и хотелось назвать бризом.

Дверь в кабинет, с которым надо прощаться, открылась по-особенному. Как все становится особенным, когда в последний раз. В этот последний день в должности мирового судьи Елена Викторовна должна была разобрать поступившие иски (заседаний сегодня не было, но после обеда был прием граждан) и расписать уже кому-то из коллег. Дело обычное, отказ или прием в производство исполняется по процессуальному трафарету. Секретарь – девушка еще моложе самой судьи – притащила из канцелярии стопку дел. Стопка была, на радость и на редкость, не пухлой. Непонедельничный понедельник, но раз уж с утра задался, так, значит, и пойдет хорошо, улыбнулась сама себе Елена Викторовна и открыла первое дело. Через двадцать минут оно уже было расписано, еще через полчаса Лена легко справилась со следующим. День и вправду катился, как по маслу. Потом масло немного загустело – пошли неприятные тяжбы по разделу имущества. Но и это, слава Богу, было изучено и расписано. Обеденный перерыв уже был в разгаре, и последнюю тоненькую папочку Лена решила дочитать в столовой суда. Взяв один салатик и суп – Лена следила, чтобы стройность фигуры также была стабильна, – судья поуютней разместилась за угловым столиком, черпнула ложкой и открыла папку с делом.

«454 091, улица Коммуны, 87

Центральный районный суд г. Челябинска

Истец: Попов Василий Петрович,

454 006, г. Челябинск, ул. Российская, д. 11, кв. 13

Ответчик: Попова Глафира Петровна, 454 006, Челябинск, ул. Российская, д. 11, кв. 13.

ИСКОВОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

о признании брака недействительным

Суть моего заявления в следующем:

В марте 1961 года по приказу начальника Карталы и некого отделения ЮУЖД я прибыл на станцию Буранная для работы в должности начальника станции. Был я молод, холост, наверное, красив, и деревенские девушки бегали за мной буквально «табуном». Но больше всех старалась «молодуха» Глашка Новикова. Она вцепилась в меня буквально «клещами». Было ей тогда от роду 14 лет, и только 6 мая 1961 года ей исполнилось 15 лет. Боясь, что я не стану связываться с ней, она обманула меня, сказав, что родилась в 1944 году, т. е. прибавила два года.

Не буду рассказывать о «подвигах» этой «молодухи». Пускай лучше расскажут свидетели. Скажу лишь, что в 13–14 лет она уже была женщиной (моей вины нет)… – На этом месте Елена Викторовна чуть не поперхнулась супом. – …в апреле 1961 года бросила школу, не окончив даже 8-го класса, все время слонялась с парнями – строителями (на станции строилось два 4-квартирных дома) по посадкам, нигде не работала и т. д.

Единственная стратегическая цель ее была – одурачить меня и женить на себе. В период с сентября – декабря 1961 года она вместе со своей матерью, а также своими бывалыми подругами в результате принуждения, обмана и шантажа вынудила меня согласиться на временное совместное проживание…»

Судья вздохнула и отложила дело. Если так пойдет и дальше, аппетит совсем пропадет. Все дела были не очень-то простыми, но этот истец был истым сутягой. В ее практике приходилось делить не только квартиры и комнаты, но даже столовую утварь, и тем не менее такого описания своей «второй половины» Лена еще не встречала. Стало грустновато, но Лена встряхнула своими золотистыми волосами, которым позавидовала бы и Лорелея, и, улыбнувшись сама себе, принялась за салат. Иногда она ловила себя на мысли, что, разбирая по должности тяжбы самых разных людей, особенно родственников, немного радуется. Не проблемам и даже горю истцов и ответчиков, а тому, что ее это все миновало. Так человек, помогающий соседу тушить дом, невольно радуется, что пожар не дошел до его собственного. «Интересно, что бы про меня мой бывший написал, если бы чего-нибудь делили? – усмехнулась молодая судья. – Что я его тоже вынудила на совместное проживание?»

До конца перерыва оставалось еще несколько минут, Лена отодвинула тарелки и снова открыла дело.

«В декабре 1962 года у нас родилась дочь. Свидетельство о рождении было выдано на фамилию Новикова И.А. В конце августа 1963 года я уехал на учебу в г. Новосибирск и возвращаться, естественно, не собирался. После окончания первого года учебы, в августе 1964 года, по пути из дома (Донецкая область) в Новосибирск я заехал на станцию Буранная, где работал до учебы в институте, для сдачи своей квартиры, в которой жила моя сожительница с ребенком и на которую я уже потерял право. Во время прибытия туда я ужаснулся, в каких условиях она живет: работает путевым рабочим в бригаде, где тяжелый физический труд, вся исхудала, страшная. Со слезами бросилась ко мне и начала жаловаться на очень тяжелую жизнь, что она только живет надеждой на то, что я заберу ее в Новосибирск. Особенно дико было слышать от ней, что родные родители ничем не помогают.

И я, находясь в таком оцепенении, забыл про все ее “подвиги”, совершенные ранее, и, пожалев ее и дочь, согласился. Все же я жестко заявил ей, что прощаю все грехи ее на Буранной, но если и дальше она позволит себе что-то подобное, безжалостно выгоню ее. Она поклялась, что всю жизнь будет мне верной женой и будет ухаживать за мной, как служанка (сейчас она уже отрицает, что обещала быть верной женой, говорила, мол, только служанкой). Не разглядел я тогда безумной подлости и дикого аферизма этой женщины, ее креда жизни… – Лена, обладающая абсолютной грамотностью, в этом месте поморщилась. – …не поддающегося человеческому разуму, за что и жестоко поплатился. В конце августа 1964 года мы с женой уехали в Новосибирск, оставив дочь у родителей жены».