Время дракона - Светлана Сергеевна Лыжина

- Мой отец повелит, чтобы в той книге, которая хранится в митрополичьем соборе в Тырговиште, исправили запись, кто с кем повенчан. Пусть счистят имя Мирчи и впишут моё. Тогда не надо будет обращаться в Константинополь.

Отроку казалось, что это действительно совершится, но Сёчке продолжала смотреть на него, как на безумца, и схватилась за голову:

- Боже мой! Ты так ничего и не понял. Ничего! Эржебет думала, что ты поймёшь, и уговорила меня попробовать, а теперь... Я знала, я с самого начала знала, что именно этим всё закончится, - она уронила руки, как будто её только что приговорили к казни.

- А что я должен был понять? - спросил Влад.

- То, что я навсегда отдана твоему брату! Навсегда! - отрезала невестка. - И что ты не можешь любить меня так, как хочешь, но ты мог бы любить меня по-другому.

- По-другому?

- Помнишь, Эржебет спрашивала тебя, что ты знаешь о рыцарях и дамах?

- Она спрашивала меня про моего отца и про кольцо, которое тот выиграл, а не про рыцарей и дам, - ответил княжич.

- Эржебет подумала, что ты понимаешь, как проявлять обходительность в любовных делах, - сказала Сёчке, - но Эржебет ошиблась.

- Нет, она не ошиблась, - усмехнулся княжич. - Я всё понял. Любить тебя по-другому это значит, что мы будем обниматься и целоваться на людях, но при этом говорить: "Ведь праздник же! А в честь праздника можно". Так ваши рыцари и дамы делают? Да? Я так не хочу.

- Разговор окончен, - строго сказала невестка. - Я устала слушать глупости. И знай, что если ты заговоришь с Яношем или со своим отцом обо мне, я не стану тебе помогать. Я буду повторять, что мой грех только в этом, что я учила тебя танцам, и из-за этого тебе взбрело в голову, что ты должен стать моим мужем. А про Цветочное воскресенье я буду говорить, что ты всё выдумал. Никто не подтвердит, что мы целовались.

Княжич вдруг обнаружил, что Сёчке считает его своим врагом, и это так просто не исправить. Она смотрела почти с ненавистью и говорила:

- Ты не настолько глуп. Ты знаешь, что твоя дурацкая затея уговорить всех может и не удаться, но ведь тебе терять нечего. Если что, тебя поругают и простят, а вот меня... Твой брат и твой отец, и даже Янош до конца моих дней будут считать меня... я даже боюсь представить, кем. Не говори, что ты не думал об этом.

Невестка ошибалась - Влад действительно не думал, но теперь задумался и потому засомневался в себе. Княжич чувствовал, что должен оправдаться, но не мог подобрать слов, а пока он стоял в растерянности, Сёчке уже подошла к двери и открыла её.

Служанки, которых в начале разговора выставили вон, сидели в соседней комнате на стульях и пристенных лавках, скромно сложив руки на коленях. Девицы делали вид, что так и оставались всё время, но по лицам было заметно - только что подслушивали, приникнув к дверной щели.

- С этой минуты я запрещаю вам шестерым разговаривать с моим деверем, играть с ним в игры и даже находиться с ним рядом, - ледяным тоном произнесла невестка. - И вы больше не должны принимать от него никаких подарков. Ясно?

Влад укоризненно посмотрел на рассерженную Сёчке: "Ну, зачем ты так?" - однако она стойко выдержала этот взгляд, и гостю ничего не оставалось, как уйти. Попросить прощения княжич не пытался - решил подождать, ведь он уже понаделал дел.

В бездействии прошло полторы недели. Затем вернулся Янош Гуньяди, а вместе с ним приехали отец и старший брат. Все приехали без войск, лишь с небольшой свитой.

Увидев родителя, Влад поначалу похолодел. Теперь он прекрасно сознавал - если отец узнает, что делал сын в замке последний месяц, то не одобрит такого поведения. Наверное, поэтому Влад не стал обниматься с отцом, а просто пожелал ему доброго дня, в ответ заслужив похлопывание по плечу.

Совсем по-другому прошла встреча с Мирчей. Первый страх прошёл, и Влад вдруг понял, что властен над своей судьбой. "Всё останется как прежде, если я сам не проболтаюсь о Сёчке", - подумал он, поэтому с братом обнялся крепко и тепло, будто потерял его и вновь обрёл.

- Ну что? Как ты здесь? - спросил Мирча, явно хвастаясь - дескать, я был на войне, а ты не был.

- Не всем же на войну ходить, - нарочито небрежно ответил Влад. - Кто-то должен остаться, чтобы утешать скучающих женщин и девиц.

Старший брат одобрительно усмехнулся и даже не подумал, что Сёчке тоже могла получить "утешение".

Тем временем во двор выбежала брэилянка. Она обняла мужа и зарыдала в голос, говорила про свою тоску и про тревоги, но почти никто вокруг не понимал её речей. Она ведь голосила по-румынски.

Сёчке, сопровождаемая служанками, встречала своего мужа более сдержанно - просто вышла и ждала. Она стояла, потупившись, но Мирча сжал ей голову ладонями, заставил жену обратить лицо вверх и с силой поцеловал. Получилось грубо. К тому же Сёчке явно не собиралась целоваться.

Зачем Мирче надо было так делать в присутствии старшего Гуньяди? Венгру ведь могло не понравиться, как обращаются с его сестрой. А Мирча как будто добивался этого и даже бросил косой взгляд в сторону жениного брата.

Тут-то Влад и заметил, что отец с Яношем ведут себя странно - они перекинулись всего парой фраз и даже не смотрели друг на друга. "Неужели это люди, которые знакомы более десяти лет? - изумился княжич. - Неужели это люди, которые породнились? Неужели это люди, которые только что вместе воевали?"

Эржебет и десятилетний Ласло тоже заметили странное поведение. На их лицах застыл вопрос: "Как нам теперь вести себя с гостями?"

Влад дёрнул Мирчу за рукав и глазами указал на отца и на Гуньяди:

- Эй... Они что, повздорили?

- Да, - многозначительно ответил брат.

- А из-за чего?

- Долгая история. Расскажу после.

Тем временем во дворе появилась нянька с маленьким Раду. Ведя мальчика вперёд, она указывала ему на приезжих и говорила:

- Смотри, там твой тятя, - а Раду не знал, радоваться или нет, потому что даже в Тырговиште видел родителя редко.

Отец