Жена башмачника - Адриана Триджиани

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – К ней подошла юная голубоглазая красотка явно скандинавского происхождения.

– Я только что вышла замуж, – улыбнулась Энца. – А еще мы с мужем совсем недавно переехали в Чисхолм.

Продавщица сопровождала Энцу, пока та выбирала тюфяк, пружинный матрас, две лампы с керамическими постаментами-чашами желтого цвета, белый лаковый стол с четырьмя стульями, два уютных кресла, обтянутых зеленой шенилью. Энца вспомнила оливково-зеленый и коралловый, основные цвета в интерьере «Милбэнк-хаус», и выбрала те же для своего нового дома, чтобы они напоминали ей о счастливом времени, проведенном с Лаурой.

Энца собиралась потратиться на лучшее, что могла себе позволить. Деньги в ее кошельке были американскими, но стремление покупать вещи, которые прослужат как можно дольше, – чисто итальянским. Начало было положено: они с Лаурой набили целый сундук простынями, покрывалами, скатертями, салфетками, банными и кухонными полотенцами, сшитыми в костюмерном цехе Мет. Другой сундук они заполнили тканями – ярдами шерсти, шелка, хлопка и вельвета, – зная, что все это Энце понадобится. На новом месте у нее сразу будет материал для работы.

В мебельном отделе Энца увидела три разных фонографа и провела пальцами по модели красного дерева с латунными ручками. Подняла крышку и повернула круг затянутой в перчатку рукой.

– Я бы хотела купить еще и этот проигрыватель. Вы можете доставить его на Вест-Лейк-стрит, пять?

– Конечно! – Девушка улыбнулась, зная, что ее родители, владельцы магазина, будут в восторге от удачной сделки. – Хотите посмотреть записи? – спросила она Энцу. – Они здесь же, в шкафчике, наверху. – Продавщица открыла деревянный шкафчик, полный пластинок, расположенных в алфавитном порядке.

Энца просматривала подборку, пока не нашла записи Энрико Карузо. Она обрадовалась, обнаружив, что представленный здесь сборник включал дуэты с Джеральдиной Фаррар и Антонио Скотти. Их лица украшали картонный футляр: профили были нарисованы внутри больших серебряных звезд с их именами, написанными на облаках, парящих под рисунками. Энца купила записи арий из «Травиаты», «Аиды» и «Сельской чести». Она предпочла забрать их сразу, не решившись доверить доставку магазину.

Снова посыпал снег, городок накрыло сверкающей кисеей. Чисхолм словно флиртовал с ней, стараясь понравиться, и ждал, что она его полюбит. Энца перешла улицу и очутилась у здания, которое больше всего заинтриговало ее, когда они ехали по городку в грузовике Мэла. Поднявшись по широким полукруглым ступеням, она вошла в публичную библиотеку Чисхолма – добротное здание из красного кирпича в георгианском стиле, полумесяцем вписанное в угол квартала.

Энца ценила публичные библиотеки. В первый раз она побывала там с Лаурой по указанию синьоры Рамунни, которая снарядила их в нью-йоркскую публичную библиотеку на поиски сведений о тканях для воссоздания исторически точных костюмов. Лаура настояла, чтобы Энца завела библиотечную карточку, и до самого недавнего времени, пока она не получила гражданство, библиотечная карточка была ее удостоверением личности.

Толкнув входную дверь, она вдохнула знакомый запах – книг, кожи и лимонного полироля. Энца вошла в главный зал с уютными альковами-читальнями, витражным окном на дальней стене, за которым белел укутанный снегом сад, длинными столами с низкими лампами и шкафами от пола до потолка, заполненными книгами с темно-зелеными, синими, красными корешками. Энца представила, как проведет здесь немало счастливых часов.

Она подошла к стойке.

– Добрый день! – Энца взглянула на приколотую к груди библиотекаря карточку: – Здравствуйте, миссис Селби.

Полная седая дама в простом будничном платье из саржи и белой шерстяной кофте ручной вязки на Энцу даже не взглянула.

– У меня нет книг на итальянском. В случае нужды я могу заказать что-нибудь в столице штата.

Энца словно перенеслась в Хобокен, где к итальянским иммигрантам относились пренебрежительно. Мол, читать по-английски не умеют – значит, неграмотные.

– Я бы хотела завести библиотечную карточку, – вежливо, но твердо сказала Энца.

Миссис Селби наконец подняла взгляд, оценила элегантную шляпку, шерстяное пальто из хорошей ткани и тонкие перчатки.

– У вас ведь есть карточки, правда? – спросила Энца.

– Разумеется, – фыркнула миссис Селби.

Энца заполнила заявление – библиотекарша искоса наблюдала за ней. Закончив, Энца промокнула чернила с помощью пресс-папье.

– Боюсь, карточку можно получить только завтра, – с нескрываемым удовольствием сказала миссис Селби.

– Для меня не составит никакого труда зайти еще раз, – ответила Энца. – Знаете, я люблю читать и уже вижу, что у вас здесь много книг, которые помогут мне скоротать длинные зимние вечера. Мы с вами будем видеться часто. – Энца сверкнула самой своей обворожительной улыбкой и, не дожидаясь ответа, развернулась.

На улице она перевела дух. Не все так благостно на новом месте, как ей было почудилось. Но она не позволит этой библиотекарше унижать ее. Непременно придумает, как взять над ней верх.

Прошло две недели, и Энцу с Чиро пригласили на вечеринку. Кнежовичи жили на другом берегу озера Лонгийр, в старом фермерском доме с красными ситцевыми занавесками на окнах. Хозяйка, Ана, обшила их зубчатой тесьмой. Вся мебель была собственноручно выкрашена ее мужем Петром в сочный темно-красный цвет и покрыта лаком. На деревянный пол по трафарету был нанесен рисунок из черных и белых квадратов. Энца вспомнила, как однажды художник-постановщик придумал так же оформить пол на сцене и как выразительно этот узор смотрелся из бельэтажа.

Энца не могла дождаться, когда напишет Лауре о сербском стиле. Каждая деталь в доме сияла ярким цветом, точно драгоценные камни в витрине у Лейбовица. Энца побывала на множестве шикарных нью-йоркских вечеринок, но ни одна не смогла бы превзойти славян в этих чисто театральных эффектах.

Если католики, чтобы почтить своих святых, идут к утренней мессе, то сербы праздновали весь день и всю ночь, угощая гостей домашней сливовицей и крепкой вишневой наливкой. В стаканы доливали, не ожидая просьбы.

Гостей было столько, что все не помещались в доме, гулянье выплеснулось в холодную зимнюю ночь. В поле были зажжены костры и сооружен открытый шатер для танцев.

Сербские женщины носили длинные шелковые юбки – рубиново-красные, изумрудно-зеленые, сапфирово-синие – и белые блузки, отделанные кружевом, поверх которых надевали бархатные жилетки в тон, застегнутые на пуговицы, обтянутые золотым шелком. Мужчины предпочитали традиционные шерстяные штаны с высокой талией и вышитые вручную рубашки с развевающимися рукавами. Эта одежда служила той же цели, что и театральные костюмы, – привлекала взгляды и подчеркивала движения.

Длинные столы, ломившиеся от сербских деликатесов, стояли и в шатре, и в доме. Подруги хозяйки следили, чтобы тарелки были наполнены, а их дочери проворно собирали грязную посуду и тут же мыли.