Жена башмачника - Адриана Триджиани

Луиджи, сунув руки в карманы, прошелся по комнате.

– Это разумно. Когда мы разъезжали с фургоном, выручка Дзанетти удваивалась.

– Да, но причина была в нашем усердии или в том, что синьора нас подгоняла?

– И в том и в другом, – улыбнулся Луиджи.

– Мэл заверил меня, что банк даст нам ссуду, достаточную для двух мастерских, – сказал Чиро. – Но проблема в том, что мы будем работать по отдельности, каждый будет вести свое дело, хотя мы и останемся на бумаге партнерами. А ты что скажешь, Энца?

– В Хиббинге есть больница, Паппине лучше находиться рядом с врачами, когда настанет время. Между городами курсирует трамвай, мы можем часто навещать друг друга. Я думаю, что чем больше ботинок вы сошьете, тем лучше будет для нас всех. Вот так.

Чиро и Луиджи вердикт Энцы восприняли всерьез. У нее ведь уже был опыт ведения дела – сначала с отцом, потом в костюмерном цехе. Энца замечала, что даже Великий Карузо не чурался дополнительного заработка. Соглашался на частные концерты, записывал пластинки.

– Мне нравится Хиббинг, – улыбнулась Паппина. – Пусть наши башмачники занимаются ремеслом, но бизнес веди ты, Энца. Ты знаешь, о чем говоришь. Я-то работала только по дому, так что ничего не понимаю про цифры, счета и банки.

Одно этим утром они решили точно. Они не вернутся в Нью-Йорк первым же поездом. Они завоюют Железный хребет. Луиджи и Паппина отправились с Мэлом, чтобы подписать бумаги на банковскую ссуду для открытия мастерской в Хиббинге. Поселиться они захотели в квартире над мастерской. Чиро и Энца остались осмотреться в Чисхолме.

На второй этаж, где располагались жилые комнаты, вели широкие деревянные ступени, выкрашенные в бордовый цвет. Просторная гостиная всеми тремя окнами выходила на озеро. Столовая соединялась с кухней, образуя единое пространство. Коридор вел в три спальни и на открытую террасу, примыкавшую к самой большой спальне, с террасы в сад спускалась лестница. Небольшая, но современная ванная комната была выложена белым кафелем. Энце понравилось, что даже в зимнюю хмарь квартира залита светом – в потолке каждой комнаты имелось окошко.

– Ну, что ты решишь? – спросил Чиро. – За аренду три доллара в месяц.

– Скажи мистеру Бутораку, что мы берем этот дом. Ты будешь работать в передней мастерской, а я – шить в задней. Мы отлично устроимся.

Чиро распаковывал ящики в новой мастерской. Он установил раскроечный стол, подвесил над ним яркие металлические лампы, достал несколько досок, чтобы соорудить шкафчики для материалов и заготовок, а еще приобрел пилу для раскройки и полировальную машину для подготовки кожи.

Для Энцы он купил зингеровскую швейную машинку и запас ниток, иголок, пуговиц и тесьмы, достаточный для старта собственного дела.

– Buon giorno! Похоже, руки у вас растут откуда надо! – сказал на чистом итальянском Эмилио Унчини, входя в лавку. Он облокотился о стол и улыбнулся новому соседу. Эмилио было за сорок, у него была пышная седая шевелюра, маленькие черные усы и обаятельная улыбка. – Для чего эти доски?

– Собираюсь сколотить полки. Я Чиро…

– … Ладзари. Я уже все о тебе знаю. Наши молитвы были услышаны. Здесь так нужен сапожник!

– А вы чем занимаетесь?

– Я каменщик. Живу на соседней улице. Это я возвел каменную ограду вокруг библиотеки.

– Прекрасно. Расскажите мне о вашем городе. – Чиро поднял доску на раскроечный стол, а Эмилио помог ему положить ее как следует.

– Неплохое местечко. Однако будь начеку. Банк здесь надежный, но избегай третьего окошка и миссис Крипник.

Она рта не закрывает в баре у Тибурци после работы по пятницам, так что если не хочешь, чтобы каждый знал, что у тебя в заначке, то не позволяй ей совать нос в свои депозиты.

– Va bene, – рассмеялся Чиро.

Эмилио продолжал:

– Зимы здесь суровые, но весна и лето отплатят за них сполна. Ты полюбишь прохладный ветерок с озера, когда потеплеет. Tutti famiglia[80]… У нас здесь есть Матури, Констанци, Бонато, Энрико, Сильвестри, Боничелли, Валентини, Онгаро… Да, и еще Фальконе и Сентиери с Сартори… Боюсь кого-то забыть, они этого не простят! Еще у нас здесь австрийцы из Трентино, они такие же итальянцы, как ты и я.

– Я знаю. Провел несколько лет на Малберри-стрит в Маленькой Италии.

– Тогда ты знаешь и остальных из Центральной Европы. У нас тут есть чехи, венгры, румыны, поляки, югославы – сербы и хорваты. Да все. А поначалу были только скандинавы, финны, это их город. Они пришли сюда первыми и ведут себя соответственно. Все еще холодновато встречают приезжих, потому что именно они открыли первый рудник. Но большинство из них – приятные люди, если ты с ними вежлив.

– Я шью ботинки для всех, для финнов тоже, – заверил Чиро.

– Ты уже завел себе друга? – спросила Энца с порога.

Чиро представил Эмилио свою жену.

– Моя супруга Ида будет счастлива показать вам округу, – сказал гость.

– О, с удовольствием. Grazie. Чиро, мне надо кое-что купить для квартиры. Я скоро вернусь. – Энца помахала на прощание и вышла.

Чиро использовал полученное от Марко приданое, чтобы выплатить первый взнос за дом номер пять по Вест-Лейк-стрит. А Энца с радостью тратила свои накопления на то, чтобы сделать дом уютным. Ей нравилось, что не нужно просить денег у мужа. Ее независимость привлекала Чиро, а самой Энце давала уверенность в своих силах.

Энца шла по Вест-Лейк-стрит, разглядывая витрины магазинов. Чисхолм был аккуратным и крошечным по сравнению с Нью-Йорком, но если вспомнить Скильпарио, то казался огромным. Странно, что замужество привело ее в городок, размеры которого где-то посередке между альпийской деревней ее детства и столицей мира, в которой прошла ее юность.

Энца остановилась у витрины ювелирной лавки Лейбовица, залюбовавшись жемчугом, разложенным на бархатной подушечке. Затем внимание ее привлекли кольца с прозрачными голубыми аквамаринами и мелкими бриллиантами, стекавшие по бархату платиновые цепочки и широкие эмалевые браслеты. Если в городе продаются такие прекрасные украшения, должна быть и публика, которая их покупает. Это сулит хорошие перспективы ее портновскому бизнесу. Энца миновала «Ночной клуб Валентини», затем – магазин дешевых товаров «Пятицентовик и дайм» и несколько баров – основной бизнес всех шахтерских городов, – включая шумный «У Тибурци», и в конце концов дошла до универмага Раатама.

Универмагом владела финская пара, прожившая в Чисхолме всю свою жизнь. Это было одно огромное помещение с жестяным потолком, выкрашенным бледно-голубой краской, с чистыми линиями, свойственными скандинавскому дизайну, и светло-кремовыми стенами. Холодный фон только подчеркивал изобилие товаров.

В отличие от шикарных магазинов Нью-Йорка, в которых отделы размещались на нескольких этажах, соединенных эскалаторами, магазин Раатама демонстрировал все товары на одном этаже. Отдел тканей и галантереи, отдел мебели, отдел товаров для дома были разделены легкими льняными занавесками. Стеклянные ящики-витрины были наполнены перчатками, кошельками, шляпами и шарфами. Энца бродила по проходам, изучая товары.