Винляндия - Томас Пинчон

— Прикинь, какая. — Их возраста где-то, бледная, стройная и серьёзная, волосы убраны назад и перевязаны ленточкой, в короткой юбочке из белого атласа и белых детских коньках. — Это белая детка, раздумчиво произнесла Че, — или белая детка? — Сплошь глаза и ноги, словно оленёнок, она уже некоторое время флиртовала, подкатывала к Прерии и Че, затем разворачивалась, подбросив на попке юбчонку, и ускользала, задрав элегантный носик.

— Ну, — буркнула Прерия, — совершенство или как?

— Как-то сама просится, чтоб ей пёрышки-то взъерошили, нет?

— Че, ну ты и гадина? — Никакого утешения, что внутри Прерии нравилось воображать себя точно такой лее фигуркой удачи и грации, сколько бы проблем с волосами, прыщами и весом ни копилось в нефантазийном мире. По Ящику она видела их постоянно, этих гимнасток-старшеклассниц в трико, подростков в многосерийных комедиях, девчонок в рекламе, которые учатся у мам своих готовить, одеваться и обращаться с папами, всех этих далёких и состоятельных лапусь, которые говорят: «Мм! ну и вкуснятина!» — или неизменно надёжное: «Спасибки, мам», — и Прерия с каждым разом ощущала смесь раздражения и узнавания, подобно монаршей персоне в изгнании, зная, что на самом деле на их месте следовало быть ей, она бы даже могла превратить себя в такую каким-нибудь обрывком пустякового волшебного заклинания, которое наверняка же знала когда-то, но за нелёгкие годы, что она провела на мели этой захолустной планеты, припоминала уже с большим трудом. Когда она поведала об этом Че, как рассказывала ей всё, брови у подруги участливо всползли.

— Не стоит и думать, Прер. На вид всё лучше, чем на самом деле. Ни одна из этих капризных мерзавок нипочём бы не продержалась даже ночь в Детской Комнате.

— Оно самое, — заметила Прерия, — её для начала никто б и не отправил в Детскую Комнату, она всю жизнь на воле проживёт.

— Девочке уж и помечтать нельзя?

— Ууу-уии! Пащ-щады не будет! — То был их обычный номер звезды и подголоска, ещё с тех времён, когда они были маленькими, играли в Бионическую, Полицейскую или Чудо-Женщину. На уроке всему классу Прерии как-то раз велели написать абзац о том, какой спортивной знаменитостью они бы хотели стать. Большинство девчонок ответило — кем-то вроде Крис Эверт. Прерия написала — Брентом Масбергером. При всякой их с Че встрече, её больше устраивало обрамлять и комментировать скандальные стычки подруги с миром, хотя не раз её вербовали и как мускульную силу, особо примечательно — для Великого Макияжного Рейда по «Плазе Южного Побережья», о котором по сию пору вспоминали по всей стране с оттенком оскорблённого изумления на семинарах по безопасности, когда две дюжины девчонок, в чёрных, футболках и джинсах, с пустыми рюкзачками и на роликовых коньках, идеально знакомые с местностью до последнего дюйма, высокоточно прожужжали и прощёлкали по всей огромной «Плазе» перед самым закрытием и всего несколько мгновений спустя отбыли с рюкзаками, набитыми тенями для глаз, подводкой, помадой, серёжками, заколками, браслетами, колготками и модными очками, кои незамедлительно сдали за наличку некой личности постарше по имени Отис, чей грузовой автофургон тут же отправился на блошиный рынок где-то очень далеко. В ясной гуще события акции Прерия увидела, что её подругу сейчас зажмут в угол, между охранником торгового центра и пацаном в пластиковом халате, едва ли старше них, продался, видать, смолоду и верещал, как будто это его личные вещи — а легавый, отчётливо, как в крупном плане на экране, уже расстёгивал кобуру, оо-оо, берегись — «Че!» Разогнавшись как только могла, Прерия влетела меж них, сама оря полуодержимо, и парализовала погоню ровно так, чтоб хватило времени подплыть к Че, схватить её за руку, крутануть, пока не возьмут нужный курс, и выкатиться оттуда вместе, к чёртовой матери. Ощущение такое, будто её бионически пришпорили, как Джейми Соммерз, и она несётся по целому полю противников в замедленной съёмке, а фоном всему не умолкала музыка для покупателей, бойкая и бодрая, первоначально рок-н-ролл, но тут переформатированная в ничем не угрожающее, ссыкливое излияние, транквилизирующее зевак так, что они думают: эта операция с массовым подростковым сдёргом не может быть тем, на что похожа, поэтому, должно быть, можно спокойно возвращаться ко времени закрытия, какое облегчение. Мелодией, нёсшейся из динамиков, пока все девчонки рассредоточивались по вечеру, случайно было оживлённое переложение «Мэйбиллин» Чака Берри для гобоя и струнных.

Когда бы Че и Прерия ни собирались вместе, происходило это зигзагами и обманными путями, будто у них тайный роман, с ускользанием от надзирателя по УДО[131]либо инспекторов, или же всего на шаг опережая радостные знаки внимания Служб Защиты Детства, не говоря уже, в наши-то дни, о ФБР. В «Центр Нуар» Че явилась, вся запыхавшись, одетая в кожу, джинсу, металл и набивной ситец, с сумкой от реактивного противотанкового гранатомёта на одном широком точном плече, а волосы у неё сегодня были затенаксованы в такой потрясный перистый гребень, блондинного оттенка, подкислённого до лимонного.

— Принарядилась, девонька.

— Всё для тебя, мой Цветочек Прерий.

Прерия вся дрожала, уцепившись обеими руками за локоть подруги, а вокруг них, меж тем, в единообразных коммерческих сумерках, тёк пластик, кишели единицы и нули, длились легенды агорамании. Остановились они у «Дома Рожков», где воззрились друг на друга, вежливо, но без жалости, ища перемен в распределении жира, а тем временем насасывая, с более и менее метафорическим вниманием, мороженое у себя в рожках. Когда ещё обе ходили в девочках, одной встречи взглядами бывало достаточно, чтоб они повалились от хохота, который мог не стихать весь день. Но весьма ценимые улыбки Че сегодня были всего лишь скупыми быстрыми полароидами самих себя.

Снова из-за маминого молодого человека.

— У тебя хотя бы комплект, ты не полуличность, — бормотала, бывало, Прерия.

— Мама, которая весь смотрит МТВ, и её дружок, который превращается в Мудилу Вселенной, стоит ему засечь хоть дюйм подростковой кожи, точняк семья года, если хочешь, могу с Прульником познакомить, только не забудь надеть что-нибудь покороче. — И это ещё когда он её только доставал, ещё перед тем, как они начали ебаться. Чего мать её, узнав, так и не предъявила Прульнику в лицо, а вместо этого накинулась на Че и обвинила во всём её. — Говно всё это на меня вывалила, грит, жалеет даже, что вообще меня родила… — пристально наблюдая, как это принимается, но Прерия вся обратилась в сочувствие и успокоительные касанья. Уже много лет у них не прекращался этот семинар по проблеме Мам, категории, которой мать Че Дуэйна чести делала не очень много. Напряжение в доме нарастало до взрывоопасного уровня, когда Че принималась клеить Прульника, которого терпеть не могла, у мамы на глазах, лишь бы её позлить, после чего хай не смолкал всю ночь, и Че с топотом свинчивала из дома, поклявшись, что на этом всё, по неделям где-то бановала, за деньги обращалась ко всё более отчаянной срани и обществу довольно причудливых молодых господ, у кого-то из носа течёт, кто-то в курсе, где им денег взять, у кого-то последний звонок прозвенел, кто-то в банде успел поиграть, часто в ситуациях опасных для её здоровья, покуда единственным шансом не оставалось заместись, чтобы Дуэйна снова приехала и вытащила её, делать чего она была не обязана, однако делала всегда. Объятья и слёзы у стола сержанта, вопли «Моя крошка» и «Я люблю тебя, мама», Че возвращалась домой, Прульник приветственно ей лыбился, и цикл повторялся сызнова, а хомут её всякий раз прирастал на новые страницы.