Винляндия - Томас Пинчон

Зойд нагнал Вана Метра в Эврике, на углу 4-й и Эйч, когда, внезапно дезориентированный, пронаблюдал свой «додж-дротик» 64-го года, безошибочно его короткая кабина, с раскраской под ЛСД, люминесцентные колпаки с нарисованными на них глазами, на капоте знакомая фигурка ню-с-обтекаемыми-сиськами, а за рулём уставной Хипповский Урод, в точности похожий на него. Уой-йёй! Для всех момент нереальный, особенно когда водитель в два раза страньше уставился в ответ на Зойда! Ван Метр меж тем не понимал, отчего Зойд не помахал ему, приняв ментальное смятение Зойда за гнев, и решил просто ехать себе дальше, хотя Зойд к тому времени уже пришёл в себя и погнался за Ваном Метром через транспортный поток обеденного перерыва, маша руками и голося, что лишь добавило басисту тревожности. Зойд поравнялся со своей машиной на красном и влез со стороны ездока.

— Не злись! — пронзительным нервным голосом. — Она здорово бегает, я только что раскошелился на полный бак…

— На секунду показалось, у меня внетелесное переживание. Что такое, ты как-то выглядишь, э…

— Эй, да всё ништяк. Где твоя Прерия?

Зойд оставил её у знакомых тут, всю неделю искал жильё безуспешно, как раз намеревался её забрать и двинуть обратно в Винляндию.

— В общем, как найду твои ключи, сразу тебе тачку отдам, а ты меня подвезёшь тогда.

— В зажигании, мне кажется.

— А…

Они забрали Прерию из дневного кооперативного садика знакомых знакомых ещё с югов. На ней был синий комбинезон из рубчатого плиса, и Вана Метра, своего крёстного отца, она приветствовала визгом и улыбками, стукнулась с ним обеими замаранными ладошками. Тут она стала совсем в своей тарелке, по пляжу, похоже, и вообще не скучала, уже познакомилась с парой других детишек, играла и дралась с ними регулярно. Как только они снова выехали на 101-ю, она перебралась на заднее сиденье и там уснула.

«Гавань пристанища», как её обозначала топографическая карта 1851 года, «для Судов, могших пострадать на своём пути к Северу от сильных противных ветров, преобладающих вдоль сего побережья с Мая по Октябрь», Винляндская бухта, в устье Седьмой реки, от моря и множества его таинств защищена была двумя косами, Большим Пальцем и Старым Большим Пальцем, да и островком посреди бухты, называвшимся Ложный Большой Палец. Косы соединялись мостом, как и внутренняя из них, Старый Большой Палец, с городом Винляндия, что изгибался по всей береговой длине гавани, и обе перемычки служили изящными образцами бетонных мостов ар-деко, строившихся по всему Северо-Западу УОРом во времена Великой Депрессии. Зойд, ведший машину, наконец заехал на длинный склон, отороченный лесом, и с хребта увидел, как деревья отступают складками, а внизу, головокружительно развёртываясь, появляется Винляндия, всё геометрия бухты неселективно отфильтрована предненастными тучами, кристаллические ажурные арки бледных мостов, высокая труба электростанции, чей султан дыма сдувает прямо на север, а это к дождю, реактивный самолёт в небе взлетает из Винляндского международного к югу от города, марина Инженерных войск, с рыбацкими судёнышками на лосося, моторными катерами и яхтами для катаний, все пришвартованы вместе, а вверх по склону от береговой линии проливается пара квадратных миль, где толпятся деревянные викторианские дома, куонсетские ангары, послевоенные сборные дома типа ранчо и блоки с полуэтажами, небольшие трейлерные стоянки, цветистость лесных баронов и вдумчивость Новой Сделки. И федеральное здание, зазубренные грани, обсидианово-чёрное, стоит отдельно, внутри обширной парковки, чья изгородь поверху обмотана спиральным барьером из армированной колючки.

— Не знаю, просто приземлился однажды ночью, — сказал Ван Метр, — а наутро уже стоял, когда все проснулись, народ, похоже, к нему привыкает…

Однажды всё это станет частью мегаполиса Эврика-Крезнт-Винляндия, но пока исходное морское побережье, лес, речные берега и бухта не сильно отличались от тех, что видели первые пришельцы с испанских и русских судов. Отметив размеры и свирепость здешнего лосося, коварство побережий, окутанных туманом, рыбацкие деревушки народов юрок и толова, ведущие бортовых журналов, отнюдь не знаменитые своими экстрасенсорными дарами, не забыли, однако, записать — и не раз — об ощущении некой незримой границы, возникшем у них при подходе с моря, мимо шапок мрачной вечной зелени, рощ красного дерева с их совершенными стволами и облачной листвой, слишком уж высоких, слишком уж красных, чтоб оказаться буквальными деревьями, — тем самым передавая другое намерение, вероятно, известное индейцам, но им они делиться не стали. Их можно было видеть на фотографиях, начиная примерно с рубежа веков, селян, наблюдающих за работой фотографа, часто позирующих в туземных нарядах на фоне серебристо смазанных далей, чёрные верхушки подводных гор выступают из серого моря, окантованные грубо-невинными белыми прибоями, где разрушаются волны, базальтовые утёсы как замковые руины, скопившиеся массой и дышащие секвойные леса, вечно живые, а свет этих картинок даже сегодня можно распознать в свете Винляндии, это дождливое равнодушие, с которым он падает на поверхности, этот призыв заняться территориями духа… ибо что ещё могли бы являть антикварные эмульсии?

Ни в Сакраменто, ни в Вашингтоне так и не нашлось денег, чтобы пропустить 101-ю мимо Винляндии, поэтому едва оказавшись в городе, трасса сужалась до двух полос и выписывала пару коленец к Южной Спунер и прочь от неё, следуя несихронизированным светофорам, от которых Ван Метр сходил с ума, зато Зойду удалось хорошенько рассмотреть центр города, «Потерянный самородок», «Сельскую кантонскую», «Пиццу Бодхи Дхарма», «Парового ишака», после чего они вернулись на Северную Спунер, проехали вверх по склону к автовокзалу, где Зойд и Прерия жили на чемоданах. Ван Метр предложил втиснуть их туда, где остановился сам, в коммуну за Невоздержанным холмом. Зойд прикинул, что с такими очередями к каждой ячейке камеры хранения, он лучше уж свою передаст кому-нибудь по наследству. Великая миграция на север застала Винляндию врасплох. Автовокзал, занимавший целый квартал, служил временным общежитием тем, кому негде было остановиться, — и этих трансплантатов из Югляндии тусовалось кругом во множестве. Зойд оставил Прерию с публикой, найденной в автобусе, у всех уже выработалась привычка приглядывать за детворой друг друга, и с Ваном Метром в замыкающих свинтил напрямки к индиговому климату салона «Скоростной ряд», известному своей «безвредной жидкостью», коей обычно мазали края стаканов в баре, отчего те светились в ультрафиолетовых частотах, наводнявших всё помещение. Частью она, конечно же, оставалась на губах пьющего. Мужчины её, как правило, стирали, женщины либо позволяли диффундировать в помаду, к которой у вещества имелось странное сродство, пока не вспыхивала вся область рта, либо избегали с нею контакта вообще питием через соломинки, довольствуясь любованием спецэффектами стаканных ободков, как могут любоваться нимбами без ангелов. Сели перед парой холодных длинногорлых, и Зойд ввёл Вана Метра в курс дела.

— Что ж, — безучастно сияя, — для головореза и похуже места есть прятаться. Ты ж понимаешь, тут все до единого парни вылитые мы. Ты уже щитай невидимка. Эгей! Ты куда девался? — ощупывая окрестность Зойдовой головы.