Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

При Турати численность «Национальной фашистской партии» достигла двух с половиной миллионов человек, но это не спасло его от падения с политического Олимпа. Симптоматично, что персоны вроде Фариначчи, Скорца или Маринелли – люди жестокие, радикальные и погрязшие в коррупции, частенько осмеливавшиеся выступать против Муссолини, в конечном счете всегда оставались на плаву, тогда как по-настоящему преданные «движению» члены партии постепенно оттеснялись на обочину политической жизни – с прямой подачи самого дуче.

Преемника Турати – юриста Джованни Джуриати ждала такая же судьба. Еще один идеалист, он занял свой пост в 1930 году, заручившись поддержкой Муссолини в своем намерении очистить партию от постоянных обвинений в нечистоплотности ее деятелей. Этой поддержки хватило всего на полтора года – уставший от «чрезмерной» активности своего секретаря, Муссолини смещает Джуриати с должности и назначает на нее в декабре 1931 года уже упомянутого Акилле Стараче. До этого Стараче проделал достаточно типичную для фашиста карьеру: выходец из семьи апулийских виноделов, он смолоду отличался хорошей физической формой, отчасти компенсировавшей его невысокий интеллект. С большим трудом получив бухгалтерское образование, Стараче впервые заявил о себе в августе 1914 года, когда, сидя в миланском кафе, бросился с кулаками на митинговавших противников войны, крича, что не позволит предателям «превратить Италию в Швейцарию, страну отельеров и официантов». Дюжему молодцу удалось обратить пацифистов в бегство, о чем с пафосом раструбила вся патриотическая пресса. Забавно то, что в те дни Муссолини еще вовсю призывал к неучастию Италии в войне и к социалистическому интернационализму. Как и большинство фашистских иерархов, Стараче добровольцем отправился на Мировую войну, где, как и Муссолини, служил в берсальерах. В 1920 году он вступает в фашистский союз, создав на территории Трентино собственный отряд чернорубашечников. Не желавшие жить по новым итальянским порядкам немцы стали объектом нападений фашистских головорезов – весной 1921 года в одной из таких схваток был убит учитель местной школы и пострадало не меньше полусотни человек. За эти и другие «успехи в итальянизации» новых территорий Стараче был приглашен в Милан, где вскоре занял место заместителя первого секретаря. Муссолини выделял исполнительного южанина среди других фашистов – это был именно тот типаж соратника, которому дуче всегда благоволил: неумный, но исполнительный. Карьера старательного Стараче быстро пошла в гору, несмотря на тянущийся за ним шлейф обвинений в масонстве, присвоении чужих подвигов на войне, корыстолюбии, пристрастии к наркотикам и даже гомосексуализме. Муссолини знал, что его новый первый секретарь не станет обдумывать приказы дуче, а пойдет до конца в стремлении их выполнить. Стараче действительно не отличался сообразительностью, почти не читал книг, но был педантичен, усерден и настойчив. Этот человек будет осуществлять административное руководство партией, постепенно подчинявшей себе все сферы общественной жизни, вплоть до начала Второй мировой войны. Именно ему предстояло помочь дуче превратить итальянцев в истинных наследников Древнего Рима.

И Стараче с неослабевающей энергией принялся исполнять пожелания своего шефа. Будучи поклонником милитократии в не меньшей степени, нежели сам Муссолини, первый секретарь постарался одеть всех итальянцев в полувоенную униформу, пропитать общественную атмосферу духом милитаризма и усилить роль партии в стране.

Разворачивалась кампания «культурной мелиорации», нашедшая свое отражение в официальном объединении всех пропагандистских структур под крылом новоиспеченного Министерства народной культуры, начавшего свою работу летом 1937 г. Партийная этика все более бесцеремонно вторгалась во внутреннюю жизнь обычных людей. Стараче делал всё, чтобы «пролетарские» итальянцы отказались от «буржуазных привычек». Так, в начале 1938 года под запрет попало местоимение Lei – вежливая форма обращения (в третьем лице) на итальянском языке. Отныне фашисты обязаны были использовать в разговорах с соратниками по партии «более товарищеское» tu (ты). При этом обращаться к вышестоящему по партийной иерархии все же следовало при помощи более вежливого voi (вы) – это же требование касалось и женщин-фашисток, не имевших права слишком фамильярно общаться с мужчинами. Рукопожатия тоже упразднялись, вместе с гольфом, чаепитием и французской кухней, – настоящие фашисты должны были отныне приветствовать друг друга по-римски – вскидыванием руки. Для Муссолини, ненавидевшего пожимать руки, это стало настоящим избавлением, но большинство итальянцев, привыкших к традиционным объятиям и поцелуям при встрече, старались эти нововведения игнорировать. Не большим успехом пользовался и призыв пересесть ради экономии из автомобилей на велосипеды – в первую очередь потому, что сами партийные руководители и члены их семей не слишком-то спешили отказываться от личных автомашин или «роскошной» одежды, порицаемой ими с трибун. Декларируемая партией этика все больше вступала в противоречие с реальной жизнью.

Однако, в распоряжении партии имелся не только кнут, но и пряник. С середины 30-х годов рядовые члены партии ощутили преимущество перед своими аполитичными (оппортунистическими, как сказали бы тогда) согражданами, получив приоритет при приеме на работу: из нескольких кандидатур, при прочих равных условиях, работодатели обязаны были выбрать фашиста. Численность «Национального фашистского союза» неуклонно росла – в 1930 году в партии состояло два миллиона итальянцев, накануне вступления страны во Вторую мировую войну их было уже более шести миллионов. Элитой движения, как и прежде, считались вступившие в него еще до победы «фашистской революции» – сан-сеполькристы, члены первых сквадр и «участники марша на Рим». Благодаря положенным «авангарду нации» преференциям безостановочно росла численность тех, кто якобы в марте 1919 года аплодировал Муссолини-в Милане, а в сентябре захватывал Фиуме, тех, кто сражался с социалистами и анархистами на улицах городов и деревень в 1920–21 гг. И маршировал на Рим в октябре 1922 года. Вплоть до 1943 года находились итальянцы, вступившие, по их словам, в фашистское движение в 1917–1918 годах, то есть раньше, чем Муссолини.

Чиновники быстро поняли, что теперь без членства в партии карьерных высот не достичь – об этом позаботились на законодательном уровне, сделав принадлежность к «Национальному фашистскому союзу» обязательным условием работы в государственных структурах. Бюрократы с радостью обрядились в полувоенную форму, а партийным руководителям нижнего и среднего звена приходилось сдавать спортивные нормы – слабаки фашизму были не нужны. Доставалось и высшему руководству – покуда сам Муссолини был в хорошей форме, он любил устраивать внезапные проверки физическому состоянию своих ближайших подчиненных. Ничего не могло больше польстить его самолюбию, нежели возможность взбежать по лестнице, легко оставляя позади толстых партийных секретарей и ревматических генералов.

Расцвела парадомания. По малейшему поводу, а частенько и без него, режим устраивал смотры военной и общественной подготовки: при этом маршировать должны были все. Обливаясь потом, неловко тянули ноги в «римском шаге» солдаты и офицеры, не слишком отличались от них отряды фашистской милиции, и совсем уже нестройной толпой шли маленькие балиллы и