Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

Если запреты на смешанные браки «белых» и «черных» еще можно было объяснить огромной популярностью (и не только в автократиях) такой противоречивой науки, как евгеника и огромной разницей в образе жизни европейцев и жителей Африки, то искусственно раздуваемый итальянский антисемитизм, направленный против тысяч веками живущих в Италии евреев, был каким-то нелепым возрождением «древних зверств». Фактически, дуче переносил колониальную практику, в доведенном до абсурда и худших ее проявлений виде, на людей одной с итальянцами цивилизации и культуры. ХХ век пережил всплеск многих забытых уже, казалось бы, массовых явлений вроде «переселений народов» или грандиозных строек с использованием труда тысяч современных рабов, но итальянский случай поражал особой бессмысленностью и искусственностью. Это было практически единоличным решением Муссолини, которого в этом искренне поддержала лишь немногочисленная группа убежденных сторонников национал-социализма в фашистском руководстве.

Достаточно распространенное в наши дни мнение о том, что итальянский диктатор якобы подыграл фюреру и устроил «антиеврейский маскарад» на радость новому союзнику, не выдерживает никакой проверки фактами. В действительности, вплоть до 1943 года, нацисты не пытались навязывать Италии собственные представления о том, как следует решить «еврейский вопрос». В Берлине, несомненно, приветствовали этот поворот во внутренней политике фашистов, но при этом не увязывали налаживающиеся союзнические отношения с Римом с необходимостью поражения в правах итальянских евреев. Лишь однажды Гитлер попытался сагитировать Муссолини, пространно заговорив о еврейском вопросе, – это случилось во время их первой, не слишком удачной, встречи в 1934 году. Впоследствии фюрер не спешил возвращаться к этой теме, и этому есть объяснение. Для Гитлера, с его черно-белым восприятием мира и не знающей полутонов логикой фанатика, устранение евреев из общественной жизни рейха было неким «сверхметодом»; этот метод давал его режиму неоспоримые преимущества перед другими странами, а потому в 30-е годы он не слишком-то спешил делиться своим «секретом успеха», не желая усиливать соседние страны и народы. Только значительно позднее, когда Вторая мировая война приобретет апокалиптический характер, фюрер начнет распространять свою «систему» на оставшихся союзников и оккупированные страны, сначала пытаясь реализовать европейскую программу «очищения от еврейства», а после – желая отомстить и нанести торжествующему «мировому еврейству» непоправимый ущерб. Почему же Муссолини, в свое время переживший похожую эволюцию взглядов на международные перспективы собственной идеологии (сперва он указывал на исключительно итальянскую природу фашизма, но позже признал пригодность его идей для многих европейских народов), сначала счел антисемитские выпады нацистов бредом сумасшедших, а затем бесповоротно связал с этим «бредом» свое имя?

Дуче ввел антисемитизм в государственную политику по тем же причинам, что и «римский шаг» – в армию. На протяжении всей своей жизни он привык полагаться на силу, рассчитывать на нее и выступать на стороне сильных. Германофоб и социалист в прошлом, он буквально влюбился в Третий рейх после «исторического» визита 1937 года. Муссолини оказался неспособен отделить подлинные причины мощи Германии от уродливых расистских представлений ее национал-социалистических правителей. Реакция итальянского диктатора на увиденное в рейхе оказалась до смешного примитивной – в ней проявился своеобразный фашистский карго-культ, вобравший в себя столь многое из практики нацистов. Какое падение для Муссолини, которого еще в начале 30-х коробили явные заимствования со стороны Гитлера и его «коричневорубашечников»! Теперь уже «учитель» перенимал методы «ученика».

Разумеется, дуче не хотел это признавать. В характерном для него стремлении казаться цельной, никогда не изменяющей своим взглядам личностью, он принялся убеждать всех, что расизм и антисемитизм всегда были неотъемлемой частью фашизма и его личных убеждений. «Как оказалось», он был расистом и антисемитом еще с 1915 года, а то и раньше, при этом в частном разговоре Муссолини мог равнодушно отказаться от этих заявлений, прибегнув к классическому оправданию тиранов: это необходимо для всеобщего блага. Это еще раз подтверждает, что Муссолини не был, да так и не стал антисемитом по убеждениям – он «всего лишь» копировал гитлеровскую идеологию, наивно надеясь, что это сделает итальянский народ таким же сильным, как немецкий. Таким образом, для дуче итальянские евреи были просто жертвами, которые приносились в расчете на то, что это благоприятным образом повлияет на национальный характер.

Меньше всего Муссолини разделял питаемую Гитлером патологическую ненависть к евреям, но интеллектуальная, а главное – морально-нравственная слабость дуче подтолкнули его к опасной черте. Как всегда, он постарался произвести впечатление своим радикализмом: «Все эти меры, – сказал он, имея в виду новые расовые законы, – вызовут ненависть иностранцев к Италии. Это прекрасно!» В этом Муссолини не лукавил: ему действительно хотелось, чтобы итальянцев наконец-то начали ненавидеть – и бояться во всем мире.

Однако, несмотря на весь энтузиазм дуче, некоторыми участниками Большого фашистского совета новый антисемитский курс был встречен откровенно скептически. Неудачливый полководец де Боно проявил смелость духа, откровенно высказавшись против новой политики. Бальбо, всегда критически воспринимавший распоряжения дуче, был солидарен с пожилым маршалом: будучи генерал-губернатором Ливии, он и прежде вступал в споры с Муссолини из-за разногласий в подходах к местному населению – романтик-фашист и прославленный авиатор считал антисемитизм несусветной глупостью, делавшей из фашизма посмешище. Никто не припоминал дуче его социалистическую молодость, но все же такой резкий и бессмысленный поворот не мог не встретить сопротивления. Выражение «еврейское засилье» было для итальянцев пустым звуком, о чем Бальбо прямо сказал Муссолини. В ответ дуче разразился потоком оскорблений и угроз в адрес «утративших энергию» соратников.

В итоге Большой совет не стал препятствием для Муссолини. К ворчанию оттесненных на орбиту итальянской политики квадрумвиров все привыкли, а всерьез противостоять дуче уже давно никто не пытался – ни в стране, ни в партии. Новая политика в отношении евреев была принята, оставалось лишь убедить в ее необходимости итальянский народ.

Пропагандистская кампания началась сразу же после возвращения дуче из Германии – за дело взялась «независимая» итальянская пресса, к которой затем подключилась и партийная печать, возглавляемая главной газетой режима – Il Popolo d›Italia. После того как принадлежащее Муссолини издание решительно поддержало нападки на евреев, стало очевидным, что происходящее не обычная «шумиха», а начало новой идеологической кампании, инициированной партией. Так оно и было.

Летом 1938 года в газетах появился «Расовый манифест». Из его текста итальянцы узнали, что они – арийская раса, в чьей крови нет ни следа от арабов, готов или евреев, но осталась лишь малая примесь племени лангобардов (что в свете союза с Германией было крайне положительным явлением). Итальянцы, утверждал манифест, это прямые потомки древних римлян, представители Средиземноморской цивилизации, а весь вопрос национальности отныне сводится исключительно к «биологии». Демонстративно опубликованный в день падения Бастилии и празднования