Жестокие слова - Луиз Пенни

— Это Скаай, — сказала она, представляя крохотного старика, который при этом оторвал голову от тарелки. Глаза у него были молочного цвета, слепые. — Из клана орла.

— Роберт, если вам так проще, — сказал Скаай.

Голос его звучал сильно, а еще сильнее было рукопожатие. Он улыбнулся:

— Женщины обоих кланов приготовили для вас традиционный пир хайда, старший инспектор. — Слепой старик повел Гамаша вдоль длинного стола, называя каждое блюдо. — Это к’aaв — икра селедки на водорослях. А здесь лосось, копченный на перце. А если вы предпочитаете, то вот лосось, копченный на дереве. Его сегодня утром выловил Рег. Целый день коптил. Для вас.

Они медленно шли вдоль стола с блюдами. Шарики из осьминога, лепешки из краба, палтус. Картофельный салат, свежий, еще теплый хлеб. Соки и вода. Никакого алкоголя.

— Здесь у нас бывают танцы. Большинство людей справляют здесь свадьбы. Здесь же устраивают и поминки. И множество обедов. Когда прием дает клан орла, обслуживает клан ворона. И наоборот. Но сегодня прием дают оба клана. И вы наш почетный гость.

Гамаш, который бывал на правительственных обедах в великолепных дворцах, на банкетах в его честь, на награждениях, редко чувствовал себя таким польщенным, как сегодня.

Он взял всего понемногу и сел. К его удивлению, рядом с ним села молодая летчица. За обедом все разговаривали, но он обратил внимание, что старейшины хайда больше спрашивали, чем отвечали. Их интересовала его работа, его жизнь, его семья. Они спрашивали про Квебек. Они много знали и были вдумчивы. Добры и сдержанны.

За лепешками, свежими ягодами, взбитым кремом Гамаш рассказал им об убийстве. О затворнике, поселившемся в глубине леса. Старейшины, и без того всегда внимательные, стали еще более чуткими, когда услышали о человеке, который жил в одиночестве среди сокровищ. О человеке, у которого забрали жизнь, но не ограбили. О человеке без имени, человеке, окруженном историей, но без намека на собственную историю.

— Как вы думаете, он был счастлив? — спросила Эстер.

Определить, есть ли среди принимающих кто-то главный (выбранный голосованием или по взаимному согласию), было почти невозможно. Но Гамаш решил, что если таковой и был, то это она.

Он помедлил с ответом, потому что не задавал себе этого вопроса.

Был ли Отшельник счастлив?

— Я думаю, он был доволен. Вел незаметную, тихую жизнь. Я бы и сам от такой не отказался.

Молодая летчица посмотрела на него. До этого мгновения она смотрела только перед собой.

— Он был окружен красотой, — продолжал Гамаш. — И время от времени к нему приходил один человек. Тот, кто приносил ему то, чего он не мог изготовить сам. Но он боялся.

— Трудно одновременно быть счастливым и бояться, — сказала Эстер. — Однако от страха может родиться отвага.

— А отвага может родить мир, — сказал молодой человек в костюме.

Это напомнило Гамашу о том, что написал один рыбак на стене столовой в Маттон-Бее несколькими годами ранее. Он тогда смотрел на Гамаша через комнату и так широко улыбался, что у старшего инспектора даже дыхание перехватило. Потом рыбак написал эти слова на стене и ушел. Гамаш подошел к стене и прочел.

Там, где есть любовь, есть и отвага,

Где есть отвага, есть и мир,

Где есть мир, там есть Бог.

А когда у вас есть Бог, у вас есть всё.

Гамаш произнес эти слова, и в зале наступила тишина. Хайда умели хорошо молчать. Как и Гамаш.

— Это молитва? — спросила наконец Эстер.

— Один рыбак написал эти слова на стене в одном местечке, которое называется Маттон-Бей, — это далеко отсюда.

— Может быть, не так уж и далеко, — сказала Эстер.

— Рыбак? — улыбнувшись, переспросил человек в костюме. — Это на них похоже. Они все сумасшедшие.

Пожилой человек рядом с ним, одетый в теплый свитер, шлепнул его по спине, и они рассмеялись.

— Мы все рыбаки, — сказала Эстер, и у Гамаша возникло впечатление, что она имеет в виду и его. Она задумалась на мгновение, потом спросила: — А что любил ваш Отшельник?

Гамаш растерялся:

— Не знаю.

— Когда узнаете, тогда и найдете убийцу. Чем мы можем помочь?

— В хижине Отшельника обнаружилось несколько упоминаний Воо и Шарлотты. Это привело меня к Эмили Карр, а она привела меня сюда.

— Ну, вы далеко не первый, — рассмеявшись, сказал пожилой человек. Это был не самодовольный и не иронический смех. — Благодаря ее картинам на Хайда-Гуаи много лет приезжают люди.

Было непонятно, хорошо это или плохо с точки зрения говорившего.

— Я думаю, лет пятнадцать, а то и больше назад Отшельник был на островах Королевы Шарлотты. Мы считаем, он был чехом. Говорил с акцентом.

Гамаш вытащил фотографии, сделанные в морге. Он предупредил собравшихся о том, что́ они увидят, но особо не беспокоился. Эти люди знали, что такое жизнь и что такое смерть, — они жили в таком месте, где грань между тем и другим размывалась и люди, животные и духи обитали бок о бок. В таком месте, где слепые видели и все были наделены способностью летать.

Попивая крепкий чай, они разглядывали фотографии мертвеца. Вглядывались долго, пристально. Даже молодая летчица уделила им внимание.

Они смотрели на фотографии, а Гамаш смотрел на них. Не вспыхнет ли в ком огонек узнавания. Не дрогнут ли губы, не изменится ли частота дыхания. Он вдруг обрел сверхчувствительность по отношению к каждому из них. Но видел только людей, которые хотят ему помочь.

— Боюсь, мы вас разочаровали, — сказала Эстер, когда Гамаш убирал фотографии в свою сумку. — Почему вы просто не отправили их нам по электронной почте?

— Я отправил их сержанту Миншоллу, а он роздал их полицейским, но я хотел побывать у вас лично. И есть такие вещи, которые невозможно отправить по электронной почте. Я привез их с собой.

Он положил на стол два свертка в полотенцах и осторожно развернул первый.

В зале воцарилась полная тишина — не было слышно ни звяканья ложек, ни открывания крышек, ни дыхания. В этот момент словно что-то присоединилось к ним. Словно тишина села на свободный стул.

Гамаш осторожно развернул вторую вещь, и она на всех парусах полетела по столу к первой.

— Есть и другие. Всего их было восемь, как мы думаем.

Если они и слышали его, то никак не дали это понять. Потом один крепкий мужчина средних лет протянул руку, но замер и посмотрел на Гамаша:

— Можно?

— Прошу вас.

Крепыш взял скульптуру в большие мозолистые руки, которые натягивали паруса на лодках. Поднес скульптуру к лицу — теперь он заглядывал прямо в глаза крохотных мужчин и женщин, которые с такой радостью и надеждой смотрели вперед.