Испытание войной - выдержал ли его Сталин? - Борис Шапталов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То есть предполагалось за каких-то пару месяцев окружить основные группировки германских войск от Черного до Балтийского морей! Так и видятся товарищи в Генштабе и Кремле, в ночной тиши своих кабинетов увлеченно рисующие разбегающиеся в разные стороны стрелы. А почему бы не громить врага на карте, сидя в тепле, попивая чай с лимоном? А может быть, то был тонкий сталинский юмор? Генералитет после Сталинграда воспрял, возгордился, возомнил о себе, что они умеют воевать, если им не мешать. «Лавры Ганнибала и Мольтке захотели, товарищи генералы? Нате, окружайте, сколько влезет».
Откуда взялись эти наполеоновские планы, которым, как и грандиозным замыслам в период зимней штабной лихорадки 1942 г., суждено было провалиться? Штеменко ссылается на победные реляции Голикова и Ватутина, а также самокритично пишет: «Общее поведение немецко-фашистских войск… командующими фронтами и Ставкой (т. е. Сталиным. – Б.Ш.) оценивалось в то время как вынужденный отход за Днепр… Признавалось бесспорным, что инициатива, захваченная нами под Сталинградом, удерживается прочно и для перехвата ее у противника возможностей пока нет. Больше того, считалось маловероятным, чтобы гитлеровская армия предприняла в ближайшее время сколько-нибудь значительные контрдействия..» (11, кн. 1, с. 157–158). Получалась зеркальная ситуация с оценкой противника в июле 1941 г. Тогда Гитлер и Гальдер уверились, что Красная Армия разбита и всерьез сопротивляться уже неспособна. Теперь советское командование ставило крест на вермахте.
В таких условиях шла подготовка немецких войск к контрнаступлению, последние детали которого были обсуждены на совещании в Запорожье 17 февраля с участием Гитлера, Йодля, Манштейна, Клейста и других военачальников.
Контрудар наносили дивизии 1-й и 4-й танковых армий из Донбасса и танковый корпус СС из-под Харькова. На первом этапе предполагалось разгромить группу М.М. Попова и 6-ю армию, после чего начать наступление на Харьков. К началу удара 19 февраля у противника были в наличии почти все слагаемые успеха: превосходство в силах на участках наступления и фактор внезапности. Минусом являлась определенная незавершенность сосредоточения всех соединений, поэтому 48-й танковый корпус выступал 22 февраля. Но советские части были настолько измотаны и малочисленны, что вполне хватило того, что имелось. К тому же Ватутин начало контрудара у Красноармейска воспринял как попытку немцев прикрыть отход донбасской группировки за Днепр и отказал Попову в его просьбе отвести свою группу на 40–50 км из-за охвата ее врагом. Приказ удерживать позиции был отдан и 6-й армии. В результате к 23 февраля ее взяли в клещи, а ряд соединений оказались в окружении. Лишь после этого командование Юго-Западного фронта осознало всю сложность положения – угрозу очередного, как в 1941 и 1942 гг., поражения этого многострадального фронта и доложило 23 февраля в Ставку о реальном положении дел. 25 февраля Ставка санкционировала отход за реку Северский Донец. К 3 марта вновь разбитый Юго-Западный фронт завершил отход.
Поражение ЮЗФ ставило под удар правый фланг соседнего Воронежского фронта. Каких-либо серьезных резервов у Воронежского фронта также не было. 4-а танковая армия вермахта последовательно стала громить выдвигаемые ей навстречу части. Например, 3-я танковая армия отступила к Харькову, имея лишь десяток исправных танков.
4 марта начались бои на подступах к городу. Командование фронтом делало все, что было в его силах, подтягивая к месту сражения части с других участков. Они несколько задержали продвижение противника, но остановить оказались не в состоянии. Элитные танковые соединения СС вроде танковой дивизии «Великая Германия», «Рейх», «Адольф Гитлер» пробивались все дальше. Ими был окружен Харьков. 15 марта оборонявшие город части пошли на прорыв, и 16 марта Харьков был оставлен. К этому времени Ставка уже выделила по-настоящему крупные резервы – сразу несколько армий, что принесло свой результат. Последним крупным успехом немецкого наступления стало взятие Белгорода 18 марта, после чего оно выдохлось.
Показательно, что в качестве оперативного резерва в район Обояни начала прибывать из-под Демянска 1-я танковая армия, которой так и не суждено было принять участие в зимней кампании 1943 г., проведя это время на колесах.
К 25 марта бои затихли до 5 июля 1943 г. Если коротко резюмировать главные причины неудачи советского наступления во второй половине февраля, то они заключались в отрыве целей от средств. Хотя войскам ставились далеко идущие цели, но они не обеспечивались надлежащими ресурсами. Ставка не выполнила основного требования наступления – сосредотачивать главные силы на решающих участках битвы. Психологическая уверенность в том, что противник будет вести себя так, как это страстно хочется советскому Верховному командованию, сыграла свою негативную роль в руководстве операциями. В результате Ставка упустила уникальные возможности зимы 1943 г., когда можно было создать как минимум еще один «сталинград», после чего выйти к Днепру и Крыму, как это и планировалось. Решающую пробу сил противоборствующим сторонам пришлось перенести на летнюю кампанию 1943 г.
Вернемся к исходному пункту – началу войны и вспомним исходные выводы.
Сталинская система управления («стиль – это человек») вооруженными силами в период 1939–1941 гг. стала быстро деградировать. Могучая еще недавно Красная Армия, которой по итогам учений в Белорусском и Киевском округах зарубежные военные специалисты давали самые высокие оценки (и она доказала их обоснованность на Халхин-Голе), в 1941 г. превратилась в мальчика для битья. Причем били ее не только германская (это понятно), но и финская и румынская армии. Финалом должно было стать крушение Советского Союза. Ситуацию спасли огромные «скифские» пространства, мощная военная индустрия, созданная с огромным запасом прочности, и нежелание Гитлера в духе 1917–1918 гг. превратить «войну империалистическую в войну гражданскую». СССР как государство устоял, но с перспективой долгой изнурительной войны на истощение в ожидании, когда западные союзники, прежде всего США, раскрутят свою военную мощь и не перевесят чашу весов. И вдруг, всего за полгода, Красная Армия из полуфабриката превратилась в сокрушающую силу, более мощную, чем великий вермахт!
Как такое могло случиться? Что способствовало в свершении форменного управленческого чуда? Поиск ответа на этот «частный» случай, думается, одновременно есть поиск ключа к судьбе России.
Качество и вектор управления в 1930—1940-е гг. зависели от одного человека – диктатора, полновластно распоряжавшегося ресурсами страны и жизнями своих подданных. Фигура Сталина будет привлекать к себе внимание прежде всего своей парадоксальностью, «диалектичностью», когда недостатки личности становятся продолжением его государственных достоинств.
Летом 1941 г. выяснилось, что боеспособность Красной Армии ниже критики. События лета 1942 г. продемонстрировали, что недостатки прошлого года преодолеть не удалось. Вермахт продолжал бить войска Красной Армии в любом сочетании, в том числе невзирая на огромный численный перевес советских войск в танках и авиации.
В августе – сентябре 1942 г. могло показаться также, что уровень военной бездарности и необучаемости советского генералитета вполне соответствует уровню царского командования 1905 и 1915 гг. Овладеть оперативным и даже тактическим искусством на уровне офицеров вермахта им не дано, и переход Власова и ряда других высших офицеров Красной Армии на сторону противника стал следствием понимания этой безнадеги. Также могло обоснованно показаться, что ситуация 1942 г. продолжает скатываться к положению 1905 и 1917 гг. С каждым новым поражением государство приближалось к кризису, способному перерасти в развал.