Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

— Где доктор Райт?

— Она ушла, — неразборчиво прочавкал ассистент.

— Ушла? Хотите сказать, ее уволили? По какому праву?! — ужаснулся Уолкер и сунул зеленую бумажку под нос Чаку. — Доктор Рекс собирается заняться предварительным сбором данных для… как же он это называет? Вот, «подготовки к изучению педагогических воззрений, господствующих в среде практикующих палеонтологов, с последующим аналитическим обзором». Мы спасены! На ближайшие пять лет можно забыть о его существовании.

— Ага, доктор Райт в курсе, — кивнул Чак, доставая из заднего кармана банку острого соуса. — Сказала, что слишком поздно. Она уже заплатила за обучение.

— Обучение? О чем вы? Где она?

— Выпорхнула из клетки. — Чак макнул чипсы в соус. — Вот, оставила кое-что для вас.

Чак протянул стаканчик Роберту, выудил из второго заднего кармана брошюру и зеленый пластиковый квадратик.

— Ее разрешение на парковку, — озадаченно промолвил Уолкер.

— Просила передать, что ей теперь ни к чему.

— И это все? Больше она ничего не передавала?

— Ах да, — Чак макнул чипсы в стаканчик, который Роберт по-прежнему держал перед собой. — Что-то про опасность схода лавин.

— Плотоядные динозавры процветали весь поздний меловой, — сказал доктор Отниэль, — а затем исчезли, впрочем, как и их жертвы. Существует множество гипотез, объясняющих их исчезновение, но ни одна из них не доказана научно.

— Они не нашли место для стоянки, — прошептал один из студентов. Он долго сочинял петицию в парковочную администрацию, но впоследствии решил, что проще продать «фольксваген» и купить скейтборд.

— Что? — Доктор Отниэль близоруко осмотрелся и снова вернулся к доске. — Уменьшение запасов пищи, рост количества млекопитающих и конкуренция со стороны более мелких хищников также сыграли свою роль.

В самом низу доски он накорябал столбик: «1. Запасы пищи. 2. Млекопитающие. 3. Конкуренция».

Последнее слово Отниэль вместил с большим трудом.

Студенты написали: «А говорили, что это из-за астероида» и «Терри, моя новая соседка по комнате пытается отбить у меня Тодда! Представляешь? Дина».

— Гибель динозавров… — начал доктор Отниэль и запнулся. Он осторожно, позвонок к позвонку, распрямил спину, задрал подбородок, словно принюхиваясь, подошел к открытому окну, высунулся наружу и несколько минут изучал пустое и чистое небо.

Проклятие лежало на всех нас — хоть мы этого и не знали. Лако, к примеру, даже не подозревал. Он запер меня в клетке и прочел мне надпись на печати, что охраняла вход в гробницу, но понятия не имел, кому адресовано предостережение. Да и Римлянин, смотревший с черного кряжа на горящие трупы, тоже не догадывался, что пал жертвой проклятия.

Под тяжестью проклятия скорбела принцесса, десять тысяч лет назад заключенная в усыпальницу. Проклятие разъедало плоть Эвелины, которая безуспешно пыталась предупредить меня об опасности.

В тот последний вечер на Колхиде мы ждали корабля… Электричество в очередной раз вырубилось. Лако зажег соляриновую лампу и поставил ее рядом с транслятором, чтобы мне были видны датчики. Голос Эвелины стал таким неразборчивым, что настройки прибора постоянно приходилось корректировать. Света хватало только на пространство вокруг меня — тьма скрывала Лако, склонившегося над подвесной койкой.

У лампы, разинув рот, сидела бея Эвелины — на черных зубах играли красноватые отблески пламени. Я все ждал, что бея сунет в огонь руку, но впустую. Пламя недвижно застыло в пыльном и спертом воздухе.

— Эви! — сказал Лако. — Времени совсем не осталось. На рассвете здесь появятся солдаты Римлянина. Они не дадут нам уйти.

Эвелина что-то сказала, но транслятор не разобрал.

— Подвинь ближе микрофон! — сказал я.

— Эви! — повторил Лако. — Расскажи, что произошло. Пожалуйста, Эви, нам очень нужно знать. Расскажи обо всем…

Она снова попыталась. Я выкрутил громкость на полную мощь, и транслятор что-то уловил — но на выходе выдал помехи в эфире. Эвелина закашлялась — резко и мучительно. Из транслятора прозвучал отчаянный крик.

— Господи, да надень ты на нее респиратор! — сказал я.

— Не могу, — ответил Лако, — аккумуляторы сели.

«Так, респираторы нужно к питанию подключать, — подумал я, — а удлинителей не хватает». Но вслух я этого не сказал — ведь чтобы надеть на Эвелину респиратор, Лако пришлось бы отключить рефрижераторную установку.

— Дай ей попить, что ли…

Лако вытащил из ящика рядом с койкой бутылку колы, сунул в нее трубочку и приподнял Эвелине голову. Я выключил транслятор. С меня было достаточно ее мучительных попыток говорить — не осталось сил выслушивать напряженное глотание. Прошла вечность, прежде чем Лако вернул бутылку в ящик.

— Эвелина, — попросил он. — Расскажи нам, что случилось. Ты заходила в усыпальницу?

Я включил транслятор и приготовился нажать кнопку записи. Не было смысла записывать издаваемые ею мучительные звуки.

— Проклятие, — четко произнесла она. Я надавил на кнопку. — Не открывайте ее. Не открывайте. — Она попыталась сглотнуть. — Койседень?

— Какой сегодня день? — перевел транслятор.

Она снова попыталась сглотнуть. Лако вручил бее бутылку из-под колы.

— Сходи за водой. Быстро!

Бея, не отрывая взгляда от пламени, взяла бутылку.

— Быстро! — сказала Эвелина. — До беи.

— Вы открыли гробницу после того, как отправили бею за Римлянином?

— Не открывайте ее. Не открывайте. Простите. Не знала.

— Чего не знала, Эвелина?

Бея завороженно глядела на пламя — во рту поблескивали черные зубы. Грязными руками она сжимала бутылку зеленого стекла. Стеклянную трубочку для питья — толстую, неровную, пузырчатую (возможно, так и было задумано при изготовлении) — покрывали длинные извилистые царапины: работа Эвелины. «Завтра она трубочку на кусочки раздерет», — подумал я, но потом вспомнил, что завтрашнего дня у нас не будет. Если, конечно, кожу беи не покроют ячеистые рубцы, не заполнят ей легкие и горло, и она не свалится ничком в алое пламя.

— Скорее, — сказала Эвелина в гипнотической тишине. Бея обернулась к койке, словно наконец-то очнулась от спячки, и бегом выскочила из комнаты с бутылкой из-под колы в руках. — Скорее! Какой сегодня день? Спасите сокровище. Он убьет ее.

— Кто, Эвелина? Кто кого убьет?

— Не стоило нам заходить, — произнесла она и судорожно выдохнула — словно песок проскрежетал по стеклу. — Трепещите. Проклятие королей.