Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

— Она цитирует надпись на печати, — сказал Лако, выпрямляясь. — Значит, они входили в гробницу. Ты записал?

— Нет, — ответил я, нажимая на кнопку удаления. — Она все еще не отошла от дилаудида. Начну записывать, когда что-то толковое будет говорить.

— Комиссия вынесет решение в пользу Римлянина. Говард клянется, что внутрь они не заходили, ждали Римлянина.

— Какая разница? — спросил я. — Эвелина не доживет до заседания Комиссии, а если Римлянин и его бойцы доберутся сюда раньше, чем корабль, от нас тоже толку не будет. Так что какая, к черту, разница? Вдобавок после Комиссии от сокровища и следа не останется — и какого, спрашивается, дьявола мы делаем эту запись? Эвелину все равно не спасти.

— А если в склепе действительно что-то было? Что, если там вирус?

— Не было там никакого вируса. Это Римлянин всех отравил. Если бы это был вирус — почему бея не заразилась? Она ведь была с ними в усыпальнице.

— Скорее! — раздался чей-то голос. Я чуть не решил, что это Эвелина, но оказалось — бея. Она вбежала в комнату, разбрызгивая воду из бутылки.

— Что случилось? — спросил Лако. — Корабль прилетел?

— Скорее! — Она дернула его за руку и потащила по заставленному ящиками коридору.

— Скорее, — эхом выдохнула Эвелина.

Я поднялся и подошел к койке. Ее лица было почти не разглядеть, что немного облегчало дело. Я разжал кулаки.

— Эвелина, это я — Джек.

— Джек, — с трудом произнесла она в микрофон, прикрепленный к пластиковой сетке у ее шеи, и захрипела. Морфий помог бы, но сразу после дилаудида Эвелина бы вырубилась окончательно.

— Я доставил твое послание Римлянину. — Я склонился ближе, стараясь уловить ответ. — Что в нем было?

— Джек, — ответила она. — Какой сегодня день?

Я призадумался. Такое ощущение, что мы болтаемся здесь уже несколько лет.

— Среда.

— Завтра… — Эвелина закрыла глаза и расслабилась, почти заснула.

Бесполезно, от нее ничего не добиться! Я надел медицинские перчатки и достал шприц с ампулой. Морфий вырубит ее через несколько минут — но она будет свободна от боли и, возможно, останется в сознании.

Рука Эвелины свесилась с койки. Я передвинул лампу ближе и попытался найти место для укола. Кожу покрывала ячеистая сетка белых зарубцевавшихся валиков, которые местами достигали двух сантиметров в высоту. С момента нашей первой встречи рубцы стали толще и мягче, хотя поначалу были тонкими и острыми как бритва.

Вену между ними найти было нереально, но тепло лампы размягчило участок кожи на запястье и растопило пятиугольный рубец, — туда я и сделал укол. Пришлось ткнуть два раза, прежде чем вокруг иглы медленно собралась кровь. Алые капли упали на пол. Вытереть кровь было нечем — утром Лако использовал последний кусок ваты. Я вырвал листок из блокнота и промокнул им пол.

Бея скользнула мне под локоть, подставила кусок пластиковой сетки. Я свернул запачканный листок и бросил его в центр сетки. Бея аккуратно подняла сетку за края, стараясь не касаться крови.

— Джек, — подала голос Эвелина. — Ее убили.

— Убили? — Я подправил настройки транслятора, но ответа не услышал. — Кого убили, Эвелина?

— Принцессу. Из-за сокровища.

Морфий действовал — слова легко было разобрать, хотя они и не имели смысла. Никто не убивал принцессу — она мертва уже десять тысяч лет. Я склонился над Эвелиной.

— Что было В послании, которое ты передала Римлянину?

Включился свет. Эвелина прикрыла лицо рукой.

— Убила бею Римлянина. Пришлось. Ради сокровища. Бея все еще аккуратно сворачивала сетку маленькими грязными ручками.

— Бею никто не убивал. Вот она, здесь.

Эвелина не услышала. Доза обезболивающего подействовала — рука Эвелины, расслабившись, соскользнула на грудь. На мягкой, словно воск, коже лба остались четкие вмятины — там, где коснулась кисть. Ячеистые выступы на подушечках пальцев расплющились и вдавились внутрь так, что виднелись кончики костей.

Эвелина открыла глаза.

— Джек… — В ее голосе сквозила такая безнадежность, что я потянулся и выключил транслятор. — Слишком поздно.

Лако протиснулся мимо меня и приподнял сетку, что занавешивала койку.

— Что она сказала?

— Ничего. — Я снял перчатки и швырнул их в ящик, куда мы складывали все, к чему прикасалась Эвелина. Бея вертела в руках пластиковую сетку, в которой лежал окровавленный листок. Я отнял ее и бросил вслед за перчатками. — Она не в себе. Я вколол ей дозу. Корабль прибыл?

— Нет. Зато появился Римлянин.

— Проклятие, — сказала Эвелина. Но я ей не поверил.

К моменту перехвата послания от Лако я передал в эфир восемь колонок с репортажами о проклятии. Мы с лисийской экспедицией тащились по бесконечной пустыне Колхиды. Давно закончился ажиотаж вокруг «потрясающих археологических находок», которые состояли из парочки глиняных горшков и горстки черных костей. Правда, и два горшка — прогресс по сравнению с результатами пятилетних изысканий команды Говарда на Хребте. Редакция периодически вякала, что меня пора отправить оттуда первым же пассажирским кораблем, но я знал, что они этого не сделают, пока Ассошиэйтед Пресс не отзовет с планеты Брэдстрита. Когда — и если — сокровище, за которым все так упорно охотятся, будет найдено, в дамках окажется редакция, представитель которой торчит на Колхиде. Чтобы оказаться в нужном месте в нужное время, нужно было сочинять что-нибудь интересненькое. Я смотался на север, написал о заштатной сухундулимской резне, после чего присоединился к лисийцам. Как только тема горшков исчерпала себя, настал черед проклятия.

Ничего серьезного из этого выудить было нельзя — ни убийств, ни снежных обвалов, ни загадочных пожаров не случалось — но из каждой растянутой лодыжки и укуса хранита я умудрялся выжать как минимум четыре колонки.

После первой, которая называлась «Новая жертва проклятия королей», Говард послал мне с Хребта записку наземной почтой: «Эй, Джеки, где сокровище, там и проклятие!», на что я откликнулся: «Чего ради я торчу здесь, если сокровище на твоей территории? Как найдешь, так сразу и примчусь». Ответа я не получил, а лисийская экспедиция не нашла больше ни одной косточки. Пришлось выкручиваться. Шесть малюсеньких камушков, скатившихся со склона вулкана, в моей интерпретации превратились в «Проклятие королей: загадочный обвал едва не накрыл археологическую экспедицию». Я только скормил это сообщение передатчику, как раздалось шипение — заработала консульская связь. Репортеры не имеют права перехватывать консульские коммуникации. Лако, консул в Хребте, всячески пытался обезопасить свои каналы связи, но у меня хватило и времени, и терпения. Я перепробовал все частоты, нашел-таки нужную и пробился сквозь консульскую систему защиты.