Дни чудес - Кит Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эшли не двигалась. Она была слишком поглощена созерцанием одеяний русалки.
– И пока она смотрела, – повторила Салли, – ей стало чуть лучше, и она чуть приподнялась на кровати.
В конце концов кто-то толкнул Эшли, и она, к общему восторгу, подскочила. Салли откашлялась и продолжила:
– Но король вернулся в расстроенных чувствах.
– Я не нашел лекарства, – сказал Тед. – На рассвете я снова должен уехать.
– И он опять отправился в путь один, – читала Салли. – И вновь попросил актеров приходить в замок и развлекать принцессу.
На этот раз декорация превратилась в ледяную пустыню «Снежной королевы», сказки, которую Ханна любила в восемь лет. Я всегда помнил эту пьесу как пьесу Теда и, когда он играл на сцене предводителя разбойников, вспоминал, как Тед пришел сюда, считая, что ему нечего предложить, и как при этом ошибался. Без него я бы не справился.
– Героизм Герды прибавил принцессе немного сил, – говорила Салли. – К ее щекам начал возвращаться румянец. Она сумела сесть в постели.
Пьеса шла своим ходом. Каждый раз, когда король уезжал, актеры ставили другую нашу старую пьесу, и принцесса поправлялась. С каждой сценой ко мне возвращались забытые вещи. Корпус корабля, огни северного сияния, принцесса, пробивающая путь к Спящему красавцу.
– И наконец актеры сыграли для маленькой принцессы «Красную Шапочку», – читала Салли.
Свет немного приглушили, и с поворотом вращающейся платформы показался лес темных деревьев. В задней части сцены пополз дым, окутывая туманом кровать Эшли. Она театрально съежилась под простынями, когда на сцену прокрался волк. Дети в зрительном зале зашикали на волка.
– На этот раз принцесса не радовалась. Она боялась, потому что увидела в волке отражение своей болезни. Она знала, что ей не спастись, что ее отец никогда не найдет лекарства. Но дело вот в чем. Актеры своей игрой вызывали у нее такой восторг, что она почувствовала себя сильной и способной выжить, что бы ни случилось.
С помощью прислуги Эшли отбросила одеяло и встала на холодный каменный пол. Я перевел взгляд на Кэллума, с сосредоточенным лицом стоявшего рядом с шатким осветительным пультом, который он явно соорудил сам. Я не знал, каким образом его вовлекли в это коллективное дело, но знал почему. Если Ханна что-то в нем разглядела, то разглядел и он в ней. Когда Эшли поднялась, Кэллум взглянул на сцену.
– Это были сказки, – сказала Салли. – Сказки сделали ее сильной.
Кэллум нажал на кнопку, и деревья начали поворачиваться. Мы увидели на их обратной стороне крошечные зеркальца. В этот момент, когда время словно остановилось, Ханна придвинулась ко мне и прошептала на ухо:
– Спасибо. В моей жизни всегда были чудеса и волшебство.
Зажегся мощный театральный прожектор – явно последний из уцелевших. Его луч был направлен прямо на деревья. Зрительный зал ахнул.
Свет отражался тысячи раз, отскакивая рикошетом от каждой поверхности. Он сиял в наших глазах, он наполнял пыльный воздух радугами.
Ханна всегда одаривала меня этим. За последние несколько недель прошлое стало изглаживаться из моей памяти – оно начиналось в тот момент, когда заболела моя дочь. Но этим история не исчерпывалась. Всегда был свет. Он был во всем, что мы делали вместе: в каждой пьесе, в каждой глупой выходке. У нас была любовь, было веселье, а страх на горизонте, тьма у городской черты лишь делали все это более трепетным, более ценным.
Все расплывалось у меня перед глазами, и я подумал, что это свет. Но это были слезы. Я видел сцену через призму наших жизней, как безмерную драгоценность.
– Ослепленный светом волк убежал, – звучал голос Салли. – Когда вернулся отец, он застал дочь бодрствующей и стоящей на ногах. Она выглядела так же, как до болезни.
– Но мне не удалось, – вздохнул король. – Не удалось найти нужное лекарство!
– Нет, – ответила принцесса. – Ты принес мне исцеление. Ты принес мне его много лет назад. Просто ты этого не знал.
– Не понимаю, – сказал король.
– Тогда позвольте мне, как рассказчику, объяснить, – обратилась Салли к королю. – Какую бы волшебную сказку ни рассказывали актеры, какие бы фантастические иллюзии они ни пробуждали, все эти сказки были, в общем-то, об одном – об отце, который спас свою дочь.
И на этих словах прожектора погасли. Сцена погрузилась во мрак.
Когда зажегся свет в зале, актеры выстроились в линию и поклонились. Настал момент тишины, момент ожидания, знакомый каждому актеру. Ждешь и надеешься.
По первому ряду пронесся всплеск аплодисментов – осторожный, даже робкий. Но затем, набирая силу, волна отхлынула назад. Шум становился громче, он разносился по всему залу. Раздавался свист, звучали приветственные возгласы. Я огляделся по сторонам: кто-то из публики начал вставать, потом все больше и больше. Под конец казалось, что встали все. Я видел, как поднялся Боб Дженкинс. Я подумал, он собирается уйти, но нет: он хлопал. Он тоже хлопал. Никогда не слышал таких громких аплодисментов. Я повернулся к моей девочке:
– Я так горжусь! О, детка, я так тобой горжусь!
Я обнимал ее за плечи и плакал, а она сказала:
– Ш-ш-ш, папа. Мы еще не закончили.
Салли подошла к краю сцены и знаком попросила тишины. Это заняло много времени.
– Большое всем спасибо, надеюсь, пьеса вам понравилась. Полагаю, всех стоящих на этой сцене театр изменил, включая и меня. Десять лет назад у меня не было уверенности в себе, я была робкой, тихой и немного сломленной. Но драмкружок принял меня в качестве сценографа, затем режиссера и, наконец, художественного руководителя. Они доверяли мне и верили в меня. Знаете, что это такое? Когда кто-то верит в тебя в то время, когда никто больше не верит? Это меняет всю жизнь. Это дает силы двигаться вперед. Театр «Уиллоу три» меня спас. Но я считаю, что заключительное слово следует предоставить Ханне, которая организовала все это мероприятие и, пожалуй, ближе к «Уиллоу три», чем любой из нас. Ханна?
Ханна встала и с помощью Джеймса и Шона поднялась на сцену. Моя дочь вынула из кармана смятый кусочек газеты и обратилась к зрителям:
– Недавно наша театральная труппа потеряла одного из своих ветеранов, Маргарет Шевалье – лучшую актрису и лучшую подругу из тех, что я знаю. – Тяжело дыша, Ханна на несколько секунд замолчала; Салли обняла ее за плечи. – Когда я просматривала ее вещи – кстати, она в свое время попросила меня об этом, но я не обшаривала ее дом, – то нашла вырезку из старой театральной газеты, которую хочу вам показать. Это интервью с Маргарет о роли, которую она где-то играла. В основном оно состояло из разных анекдотов и баек, Маргарет была в этом сильна. Но когда журналист спросил что-то о смысле пьесы, она сказала вот что: «Дорогой, главное, что я узнала за свою жизнь, будучи студенткой, любовницей, женой, актрисой, – это то, что все сказки правдивы. С их помощью мы находим смысл, помним и связываем происходящие с нами вещи. Мы храним их и передаем друг другу как дары. Они – верные рецепты. Они – заклинания. Сказки помогают нам выжить. И там, где жизнь, дорогой мой, там сказки». Пожалуйста, помогите сохранить нам это здание, и тогда сказки будут жить вечно!