Тысяча Имен - Джанго Векслер

Весь фехтовальный опыт, которым обладал Маркус, был получен в глухих проулках и нападениях из засады, и все эти стычки не отличались даже подобием красоты. Впрочем, он усвоил пару важных уроков, и главный из них – никогда не сбрасывать со счетов действенность нешаблонного приема. Удар кулаком в живот или пинок в пах, может быть, и не столь изящен, как безупречно исполненный выпад, но так же успешно свалит противника с ног.

В любом случае Маркус сейчас был вооружен отнюдь не тонкой элегантной рапирой из числа тех, что так любили фехтовальные виртуозы академии. Его оружием стала кавалерийская сабля, выпрошенная у интенданта после того, как пару лет назад сломалась в одной стычке уставная офицерская шпага. Тяжелый изогнутый клинок на самом деле предназначался для того, чтобы сражаться в седле, но Маркусу нравилась именно его тяжесть. Эфесом можно было при умелом ударе проломить голову, а сам клинок представлял собой прочных три фута доброй стали.

Выучил он более-менее и еще один важный урок: что делать, когда на тебя нападают несколько человек, – двигаться. Будешь стоять на месте – окружат и зарежут, как цыпленка. Поэтому, когда сразу трое вражеских солдат перебрались через сломанный брус, венчавший самую вершину баррикады, Маркус не раздумывая рванулся вперед, увернулся от штыка застигнутого врасплох аскера и саблей рубанул его наискось по животу, отчего солдат завертелся волчком и рухнул. Прежде чем второй аскер успел опомниться от неожиданности и пустить в ход свое громоздкое оружие, Маркус с силой ударил его в лицо гардой сабли, и тот зашатался, зажимая рукой сломанный нос.

Теперь всюду, куда ни глянь, были бурые мундиры. Маркус рубил и колол наугад, схватил промелькнувшую мимо рукоять мушкета и вывернул его из рук хозяина, только по счастливой случайности блокировал выпад другого штыка и ответил неистовым взмахом сабли, который почти начисто снес хандараю лицо. Каждую секунду он ожидал, что в спину вот-вот вонзится штык. Оглянувшись по сторонам, Маркус разглядел в круговерти синее пятно и стал пробиваться к нему, но увесистый тычок в спину швырнул его практически в объятия еще одного аскера. Почти машинально Маркус направил саблю вниз, и острие клинка, войдя в живот противника, вышло наружу между лопаток. Лицо солдата исказилось в бессмысленном удивлении, и он обмяк, тяжестью своего тела вырвав саблю из руки Маркуса.

Еще один штык мелькнул, вспыхнув отраженным светом, над самым плечом, и капитан бросился в сторону. Удар ногой – видимо, не только Маркус постигал азы фехтования в уличных драках – сбил его на землю. Мир внезапно сузился до десятков пыльных, топчущихся сапог. Маркус увидал впереди просвет и пополз к нему, хватаясь, как за поручни, за чужие лодыжки. Кто-то из солдат глянул вниз, и в землю рядом с ногой Маркуса вонзился, задрожав, чей-то штык, но миг спустя капитану все же удалось выбраться на открытое пространство.

Он перекатился, поднял голову – и, остолбенев, уставился прямо в жерло двенадцатифунтового орудия. Маркусу повезло пробиться на пятачок, где аскеры, захватившие пушку Арчера, готовились воспользоваться своей добычей. Пушка была в паре шагов от него и наведена выше его головы, но Маркус не сомневался, что она заряжена картечью, а стало быть, не имеет особого значения, куда направлено дуло. Маркус припомнил, как выглядела в недавнем сражении полоса обстрела ворданайских орудий, вспомнил трупы, разорванные картечью на такие мелкие клочки, что их и трупами не назовешь. Несуразный аскер, торчавший у орудия, ухмыльнулся, показав полный рот гнилых зубов, поднес зажженную спичку к боку пушки… и замер, с озадаченным видом поскреб ствол. Орудие было целиком покрыто стихами из Писания, выгравированными со всем любовным тщанием, на какое способны добросовестные руки. «Крафворкс» девяносто восьмого года, вспомнил Маркус. Вытяжные трубки…

Он вскочил, подхваченный внезапным, неудержимым порывом, и изо всей силы ударил кулаком в лицо новоявленного артиллериста. У орудия, однако, было еще четверо солдат, и все с мушкетами. Они окружили Маркуса с трех сторон и осторожно двинулись на него. Маркус попытался схватить дуло одного из мушкетов, но солдат отдернул оружие так стремительно, что капитан едва не порезал пальцы о лезвие штыка, а другой аскер замахнулся, целя штыком ему в голову. Маркус сумел избежать верной смерти, только неуклюже отшатнувшись назад, упал навзничь и оцепенело воззрился на четыре сверкающих, неумолимо нацеленных на него острия.

Одно из них внезапно дернулось и отлетело прочь. Через кольцо хандараев прорвался Адрехт, и трое других аскеров развернулись к нему. Адрехт взмахнул шпагой, и… При других обстоятельствах Маркус, наверное, рассмеялся бы, увидев лицо своего товарища. Шпага Адрехта переломилась почти у самой рукояти.

Двое хандараев одновременно вскинули штыки. Третий хотел последовать их примеру, но Маркус схватил его сзади за лодыжку, дернул как следует – и солдат распластался на земле. Адрехт отпрыгнул, уворачиваясь сразу от двух противников. Один штык едва не воткнулся ему в спину, другой зацепил предплечье, прорезав глубокую кровавую рану. Адрехт пошатнулся, теряя равновесие, и привалился к стволу пушки.

Маркус подхватил мушкет сбитого с ног хандарая, попутно наступив на распластавшееся в пыли тело, и вонзил трехгранное лезвие в спину другого аскера. Четвертый противник развернулся было к нему, но Адрехт успел пнуть его ногой, и тот зашатался. Маркус ударом приклада разбил ему пальцы, а потом насадил на штык. И бросился к Адрехту, который зажимал рукой глубокую рану выше локтя.

– Чертова шпага! – простонал Адрехт. – Оружейник, прах его возьми, клялся, что это добрая сталь. Напомни мне прикончить его, если мы когда-нибудь вернемся в Эш-Катарион.

– Поделом, – согласился Маркус. Привалившись спиной к пушке, рядом с Адрехтом, он огляделся по сторонам. Бурых мундиров в поле зрения оказалось гораздо меньше, чем он ожидал, да и те, кто попался на глаза, стремительно удирали. «Неужели мы их и вправду отбросили? Не может быть! – Совсем рядом грохнул орудийный выстрел. Не рокочущий рев обычного залпа, а высокий пронзительный свист разорвавшегося снаряда. – „Ховитцеры“? Так рано?» Аскеры еще не успели отойти от оборонительного рубежа – неточная стрельба собственных артиллеристов нанесет им не меньше урона, чем вор- данаям. Маркус выпрямился, стараясь рассмотреть, что происходит.

Второй снаряд разорвался в отдалении от храма, посреди развалин, от которых двигались в атаку аскеры. Там, где, по всей вероятности, оставались их резервы, офицерский состав, раненые. «Не повезло паршивцам», – мельком подумал Маркус, но тут следующий снаряд лег почти в ту же точку, что предыдущий. И тогда его осенило.

– Маркус, – позвал Адрехт, крепко зажмурившись от нестерпимой боли. – Что там творится, а? Мы сейчас умрем?

– Вряд ли, – ответил Маркус. – Разве что Янус перестарается.

– Янус? – Адрехт осторожно приоткрыл один глаз.

– Полковник. – Маркус помахал рукой. – Он захватил пушки, а это значит, что он захватил переправу. Словом, захватил все.

По всей линии обороны вокруг храма аскеры в панике отступали, обескураженные огнем собственной артиллерии. В основном они хлынули туда, откуда явились, то есть к переправе, – не подозревая, что бегут прямиком в объятья свежих ворданайских сил. Те, что посмышленей, рассыпались, устремляясь в окрестные поля, но и там их, без сомнения, поджидали кавалеристы. Маркус знал, что полковник не склонен ограничиваться полумерами.